Пока старик рассказывал, буря утихла. Девушки робко зажгли лампы и удалились. А мужчины положили на лавку у печки набитый листьями мешок вместо подушки для Петера Мунка и пожелали ему спокойной ночи.
Никогда еще Петеру, сыну угольщика, не снились такие страшные сны, как в эту ночь.
То ему чудилось, что мрачный, огромный Михель-голландец открывает снаружи окна и сует в комнату своей длиннющей рукой кошель с золотыми монетами, тряся их так, что они звенят чистым, приятным звоном, то он снова видел маленького, приветливого Стекляшничка - тот скакал по комнате верхом на огромной зеленой бутылке, и Петеру казалось, что он слышит такой же хриплый смех, как на пригорке, и тогда в левом ухе у него снова звенело:
В Голландии денег невпроворот,
Эй, не робей, навались народ!
Эй, не робей, поскорей навались:
Золота, золота - завались!
А то вдруг в правом ухе у него снова звучала песенка о старичке-лесовичке, и чей-то нежный голос шептал: "Глупый Петер-угольщик, глупый Петер Мунк, не можешь найти рифму к слову "владенья", а ведь ты же родился в воскресенье ровно в двенадцать. Ищи, глупый Петер, ищи!"
Он кряхтел, он стонал во сне, он старался найти рифму, но поскольку стихов никогда в жизни не сочинял, все его усилия были напрасны.
Когда на заре он проснулся, сон этот показался ему все-таки странным. Он сел за стол, скрестил на груди руки и задумался о нашептываньях, которые все еще звучали у него в ушах. "Ищи, глупый Петер-угольщик, ищи", - сказал он про себя и постучал пальцем себе по лбу, но рифмы никак не получалось. Он все еще так и сидел, хмуро уставившись в одну точку и думая о рифме к слову "владенья", когда мимо дома прошли в лес трое парней, один из которых, шагая, пел:
Лесных владык владенья
С холмов я озирал.
Ее в то воскресенье
Навек я покидал.
Тут Петера словно молнией ударило, он живо вскочил, выбежал из дому, решив, что он недослышал, и, догнав парней, быстро и крепко схватил за руку того, который пел.
- Постойте-ка, приятель! - воскликнул он. - Какая там у вас рифма к "владенья"? Сделайте милость, повторите мне слова, что вы пели.
- А тебе-то что, парень? - ответил шварцвальдец. - Что хочу, то и пою, и отпусти мою руку, а то...
- Нет, повтори, что ты пел! - крикнул Петер почти в беспамятстве и еще крепче вцепился в него.
Увидав это, двое других немедленно бросились на бедного Петера с криками и колотили его до тех пор, пока он от боли не выпустил рукав третьего и не упал без сил на колени.
- Теперь мы в расчете! - сказали они со смехом. - И запомни, бешеный: таких, как мы, задирать не следует.