– Вот и все, – прошептал отец, и Роман с ужасом заметил, что с губ его закапала кровь, – конец мне пришел...
– Что ты, что ты, – запричитала мать, – на кого ж ты нас покинешь?
– Да давно уж пора! И так я зажился, – слабо улыбнулся отец. – Это ж надо! Сын, родная кровь... Отца... Родителя...
– Что ж теперь будет-то, – продолжала стонать мать, – ведь пропадем мы! Как есть пропадем!
– Ничего, у тебя защитник вон ведь какой растет, – криво усмехнулся отец.
Тем временем на крики и плач в горницу сбежалась немногочисленная дворня. Слуги столпились возле дверей, в немом страхе наблюдая за происходящим. Какая-то служанка начала рыдать в голос, за ней начали причитать и выть остальные. Словно вступая в поминальный хор, завыл в трубе ветер.
– Ну, чего расшумелись, глупые бабы? – глухим голосом спросил умирающий. – Пошли бы вон отсюда, да поскорее... Повыть еще успеете. – А ты, вот что, – обратился он к жене. – Позови, пока не поздно, мужа судейского. А то, как помру, мальчонку-то засудят...
Истекающего кровью отца перенесли в опочивальню. Позвали знахарку, жившую неподалеку. Кровь та остановила, но по скорбному выражению морщинистого лица ее было ясно, что не оправится раненый, с минуты на минуту отойдет в мир иной. Не мешкая, мать послала слугу за судейским в город.
Потянулись тягостные часы ожидания. Отцу становилось все хуже. Временами он впадал в беспамятство и бредил прошлыми военными походами, крича что-то глухо и неясно, отчего на губах его то и дело выступали и лопались кровавые пузыри. Приходя в себя, каждый раз спрашивал слабеющим голосом у не отходящей от его одра матери, не приехал ли судейский. Мать только качала головой и, как могла, пыталась облегчить его страдания.
День уже клонился к вечеру, и бедная женщина потеряла всякую надежду. Отец все реже приходил в себя, все глуше стонал и бредил. Почти не оставалось сомнений в том, что он не доживет до утра.
Роман, всеми забытый, все это время просидел на сеновале, предаваясь невеселым думам. Его почти не мучили ни стыд, ни чувство вины, если и было ему кого жалко, то только мать. Роман даже и подумать не мог, что будет она так убиваться по своему мучителю. Был еще страх перед той расплатой, что теперь его, отцеубийцу, ожидает. Но несмотря на ужас, который охватывал мальчишку при мысли о скором возмездии, размышлял он, что будь у него выбор, он все равно сделал бы то же самое.
Роман и сам пугался своих мыслей, но внутренний голос вновь и вновь повторял ему, что всякое зло должно быть наказано, а в том, что отец зла сотворил предостаточно, никаких сомнений у отрока не было.