Мы бросили все дела и стали ждать, когда Алиция закончит разговаривать с полицией. Вдруг что-нибудь новенькое!
– Черта с два! – повесив трубку, раздраженно сказала Алиция. – Так ничего и не узнали! Хотя иногда мне кажется, что он все-таки что-то от меня скрывает…
– Полиция всегда скрывает, – заметила я, – так уж им положено. А кроме того, что скрывают, ты больше ничего нам не сообщишь?
– У Аниты на вчерашний вечер нет алиби. У Роя тоже нет. Енс звонил не от себя, а от одного знакомого, у которого в тот момент как раз сидел гость. Иностранец. Полиции он уже давно не нравится. Этот гость слышал наш разговор и мог сделать выводы. Полиция фотографировала, правильно мы думали. Машина – «мерседес», в ней сидел человек в больших очках и в кепке, надвинутой на лицо. Который выходил из машины, может быть кудлатым. Ну, тем самым, что тогда крутился возле дома без определенной цели. А может и не быть. И еще полиция интересуется, не пришел ли мне счет из магистрата за стрижку живой изгороди. Не приходило ничего такого?
Мы в один голос заверили, что ничего такого не приходило.
– Ну так придет. Кроме того, сказал – они предприняли какие-то потрясающие новые меры, так что в следующий раз преступник уж обязательно попадется.
– А кто-то из нас должен стать добровольной жертвой? – поинтересовалась Зося.
– Не знаю, – вздохнула Алиция.
– Наверное, было бы лучше, если бы я все-таки отыскала это чертово письмо от Эдика.
Мы тоже вздохнули.
– Да, Павел! – встрепенулась Зося. – Поставишь ты, наконец, бутылку на место?
Павел с любопытством взглянул на мать:
– Ты по аналогии вспомнила о том письме?
– О каком письме?
– Ну о том, которое заткнуто в дверцы антресолей. Я же вам вчера говорил.
Три бабы молча уставились на него. Пришло письмо, Алиция хотела его распечатать, но тут кто-то ей помешал… Она никак не могла вспомнить, куда его сунула… А дверцы антресолей все время распахивались… Павел!!
Павел уже был на табуретке. Мы кинулись к нему и, мешая друг другу, подавали необходимый инструмент. Павел вырвал письмо из щели клещами, чуть заодно не сорвав дверцы с петель. Алиция выхватила у него из руки помятый конверт.
– Письмо Эдика! Матерь божия! – только и могла она произнести.
Эдик писал:
«…И вот еще о чем мне хотелось тебе сообщить. Впрочем, скоро я приеду и тогда обо всем расскажу подробно. А сейчас предупреждаю только, не очень-то доверяй всем подряд. Слишком ты доверчива. А я тут случайно узнал, что эта особа для тебя совсем не подходящая компания. Ну, та, что на фотографиях, сделанных в ее день рождения, ты еще показывала мне снимки, когда последний раз приезжала в Польшу. Вспомни, на двух фотографиях ты, эта особа и большое животное, а на одной – только ты с ней. Так вот, эта особа общается тут с одним подозрительным субъектом, которому въезд в Данию заказан, а если выяснится, что и она вместе с ним занимается махинациями, у тебя будут большие неприятности. Этого комбинатора тут уже взяли под наблюдение, твою знакомую – пока нет, но береженого бог бережет. И вообще она редкая свинья, водит за нос друзей и знакомых и своего мужа тоже надувает, и мне это очень не по душе. Так вот, посмотри, кто это, и больше с ней не встречайся…»