— Чего только я не перепробовал, а ты мне все запрещаешь. Во что же мне, наконец, играть?
— Не знаю, Джимми, — играй в такую игру, которая не нарушала бы день субботний.
В следующее воскресенье проповедник на цыпочках подошел к детской, заглянул в щелку, чтобы проверить, хорошо ли ведут себя ребята, и увидел посреди комнаты стул, а на спинке стула кепку Джимми; одна из сестренок сняла кепку, пожевала ее, а потом протянула другой сестре со словами: «Отведай этого плода, он вкусный». Его преподобие только руками развел, догадавшись, что его чада играют в «Изгнание из рая». Его, правда, капельку утешило то, что главные роли Джимми отдал девочкам. «Я был несправедлив к Джимми,— упрекнул себя отец, — смотрите, какая скромность! Как это он не пожелал быть Адамом или Евой»? Однако и эта капелька утешения вскоре испарилась. Оглядевшись, его преподобие увидел Джимми: он стоял в углу, нахохлившись, с мрачным и неприступным видом. Сомнений не было: то был сам бог Саваоф во плоти. Какой наивно дерзновенный замысел!
В Виспах мы прибыли к восьми вечера, всего лишь через семь часов по выходе из Сент–Николаса. Это составляет полторы мили в час, даром что идти приходилось все время под гору и по невообразимой грязище. Ночевали мы в гостинице «Солнце», – я запомнил это потому, что хозяйка, портье, официантка и горничная не были здесь самостоятельными лицами, а умещались вчетвером в одном и том же изящном муслиновом платьице безупречной свежести и опрятности и были представлены самой миловидной юной феей, какую мне пришлось видеть в этих краях. Это была хозяйская дочка. Из всех, кого я встречал и Европе, сравниться с ней могла бы только дочь трактирщика из шварцвальдской деревни.
Побольше бы людей в Европе женилось и держало гостиницы!
На следующий день мы со знакомым английским семейством отправились поездом в Бреве, а оттуда на пароходе по озеру в Уши (предместье Лозанны).
Уши запомнилось мне не красотой расположения и живописными окрестностями, хоть и это не так уж мало, но как место, где я обнаружил в лондонском «Таймсе» неожиданную склонность к юмору. Правда, это был юмор невольный. В намерения почтенной редакции он отнюдь не входил. Открытием этим я обязан приятелю англичанину, вырезавшему для меня сей предосудительный абзац. Представьте себе мое изумление, когда я увидел на постной физиономии газеты веселую ухмылку.
«Опровержение. Телеграфное агентство Рейтер просит нас рассеять недоумение, вызванное появившейся на столбцах нашей газеты от 5–го с. м. телеграммой из Брисбейна от 2–го с. м. о том, что леди Кеннеди якобы «благополучно разрешилась близнецами; старший из новорожденных – сын». Как выяснилось, в полученной агентством депеше были следующие слова: «Губернатор Квинсленда двойню сынок первым». Когда стало известно, что сэр Артур Кеннеди не женат и что в текст телеграммы, очевидно, вкралась ошибка, мы затребовали ее повторения. Сегодня (11–го с. м.) нами получен ответ агентства Рейтер, из коего явствует, что в сообщении из Брисбейна значилось: «Губернатор Квинсленда произнес речь о чести воина и возложил венок первым». (Речь идет об открытии памятника видному военному деятелю.) Слова, приведенные курсивом, были при передаче из Австралии искажены, что и привело к указанному недоразумению».