По остальным вопросам сценарий «Руси защитник» и вовсе хранит скромное молчание. Этих вопросов как будто не существовало, из чего можно сделать вывод, что и ответа на них тоже не имелось. Да и действительно, какое может быть объяснение, например, отказу Дмитрия от командования войском и переодевание в одежду рядового воина? Никакого. Никто его и не нашел. Или какое можно найти оправдание позорному бегству в Кострому? Тоже, казалось бы, никакого. Ан, нет, оказывается, при большом желании какое-то все же можно! Но оно порождает целый новый «уточненный» сценарий Мамаева побоища, к которому мы и переходим.
Есть расхожее мнение, даже убеждение, что русскому человеку всенепременно подавай царя. Несподручно ему жить без властной руки самодержца – менталитет не позволяет. Потому всякая демократия у нас обречена изначально и ни к чему путному никогда не приведет. Может, оно и вправду так – благо смехотворных, кабы не печальных, примеров того, чем кончались демократические игрища в России, предостаточно. Так уж повелось на Руси еще с самого первого царя, с Гороха. Впрочем, про гороховые времена можно только гадать, а вот что со времен царя Косаря, он же кесарь, он же византийский император, так это точно. На Руси могли быть свои князья и даже великие князья, славные и почитаемые, получившие хвалебные прозвища и приобщенные к лику святых, но царь, прямой наследник римских кесарей, был один – в Константинополе. Однако после захвата в 1204 году византийской столицы крестоносцами >и провозглашения Латинской империи Романии православная Византия фактически перестала существовать, подчинившись папе. Возможно образовавшийся вакуум верховной власти, сразу светской и духовной, привел бы Русь к переосмыслению ее взаимоотношений с Византией и уже тогда, в XIII веке, естественно побудил бы ее постепенно встать на путь полного суверенитета и автокефалии. Но к тому времени Киевская Русь уже фактически рассыпалась, и множеству мелких феодальных суверенитетов было не до одного большого и универсального. А всего через треть века после падения Византии, когда этот факт еще только-только осмысливался на Руси, навалилось на нее татаро-монгольское иго и как-то само собой заместило византийского кесаря в политической иерархии новым «царем» – ордынским ханом. И хотя русских митрополитов по инерции, но откровенно нехотя, еще принимали из Константинополя, ярлыки на княжения стали выпрашивать, с подобострастными поклонами и подношением богатых подарков, у ордынских правителей. По мере того как роль и авторитет константинопольских назначенцев на Руси быстро падали, роль и значение держателей ханских ярлыков столь же уверенно росли.