Гоблин же вдруг заметил мои открытые глаза и от неожиданности замер, раскрыв рот. Однако быстро пришел в себя, дебильно ухмыльнулся и что-то проскрипел. Не дождавшись реакции поднес палец к моему глазу с видом типа «щас проткну». Снова не дождавшись реакции, недовольно нахмурился, вытащил у меня изо рта поилку и отправился дальше. Никаких неприятных физических ощущений во рту не осталось, хотя казалось, что кошки устроили там свой туалет. Попить бы… похоже, гоблин обиделся на меня и забыл про питье… С кем-то там он еще разговаривал, вернее, что-то говорил другим узникам, бормотал, чем-то шумел, стукал… Я же, скосив глаза влево, прикипел взглядом к большому окну, в которое было видно небо и солнце… Судя по ощущениям, только наступило утро. До моего слуха донеслось птичье пение. Дохнул ветер, и я почувствовал немного пыльный запах открытого пространства.
Мысли текли медленно, ни на чем не акцентируясь. Я находился в каком-то коконе равнодушия, никаких рациональных идей. Просто тупое впитывание аудио-визуальной информации извне. Продолжалось это долго, судя по сместившимся солнечным пятнам на полу — никак не меньше нескольких часов. Видимо, где-то в районе середины дня снова пришел гоблин и стал поливать присутствующих из шланга. Слегка прохладная, почти под температуру тела, вода смыла с тела выступивший ни с того ни с сего пот. Пропал и легкий, на грани притупившихся чувств, запах фекалий. Я открыл рот, и мне удалось поймать несколько струек воды.
Во время помывки гоблин на некоторое время снова замер напротив меня, уставившись куда-то в область моего живота. Что он там увидел, я не знал, но, видимо, что-то его удивило. А чего стоять и пялиться на человека? Чего он там не видел за все время моего тут пребывания? Спустя минут пять гоблин недовольно-задумчиво (видимо не любит он этого дела — думать) почесал свою лысую голову и удалился.
В этот момент меня привлек женский голос, снова и снова что-то говорящий. Мне почему-то показалось, что обращаются ко мне, и я скосил глаза вправо.
Карина эль Торро
Опять эта сволочь вздумала трогать ее! Давно уже не осталось никаких сил и казалось, что равнодушие плотно накрыло чувства своим пыльным покрывалом, а вот такие моменты снова и снова ложкой выскребывают со дна души остатки сил, чтобы высказать этому выкидышу гнойной крысы все, что она о нем думает. Иногда у нее мелькала мысль: может, и хорошо, что именно такой у них тюремщик? Может, не будь тут такого раздражителя, она уже давно бы сошла с ума или просто не очнулась, как многие из присутствующих здесь? Карина подозревала, что их недалекий тюремщик больной не только на голову, иначе непонятно, почему он ограничивается этой малостью и не насилует ее. Но такие мысли возникали у нее редко — тогда, когда этот дебил снова начинал ее щупать. В основном она давно уже скатилась в какую-то тупую созерцательность. Ложа заключенных иногда поворачивали, и можно было смотреть в окно то с одной стороны, то с другой. Видно было мало, только небо и облака, и иногда, в хорошую погоду, вдали проявлялись горы, покрытые снежными вершинами. Но это в сторону ее родного Оробоса, с другой стороны и такой малости не наблюдалось. Вид гор был для Карины чем-то вроде весточки из дома — на душе становилось теплее, хоть все это и бестолку. Слишком долго она тут сидит. Страшно подумать, сколько! Никак не меньше нескольких лет. А порой кажется, что и всю жизнь. Иногда, очнувшись утром, ей казалось, что прошла вся жизнь и она уже древняя старуха. К счастью, зеркала здесь не было, чтобы удостовериться в этой страшной мысли.