Было или нет — написано обворожительно, без лести*). Есть еще впечатление (м. 6., воображаемое?), что по всей книге, по всей ее толще остался весь блеск генеральских форм и звон их шпор. Вы там и тут прошлись коротки<ми,> иногда небрежными фразами и словами, и от этого (если это было сделано) блеск и звон неуловимо смягчился. Если желаете, выпишу такие места. Но возможно, что пишу чепуху, возникшую в галлюционной от склероза башке.** Тогда pardon. Сказать о «Скифе» могу, собственно, еще много. Основное чувство после прочтения: почему так мало, почему 200, а не 400 страниц.*** И, если не кретины, читатели (забыли за четверть века о старом «Скифе») должны рвать друг у друга книгу (как мы рвали). Только где они и кто они, эти читатели? Вот бы российскому нынешнему читателю дать такую штуку — построили бы Вы на нем дом или хоть купили бы. Как хвастался Леонид Андреев, показывая свои сокровища — «самый большой зеркальный шкап в мире» и таковую же пятиспальную кровать из гигантской медвежьей шкуре - хвастался, поясняя - это на сбор
с «Анатемы».
[1048]Перехожу к щекотливому и неприятному делу. Прошу понять мои чувства. Я, верьте не верьте (надеюсь, все-таки должны верить), начиная с возникновения нашей — эпистолярной — дружбы — очень полюбил и привязался к Вам. Немалую роль играет в укреплении этих чувств вера и не столько то, что Вы меня «прославили», но особенно, как это делалось. То, что Вы (это в сторону) не можете найти места для хотя бы сокращенной Вашей статьи в виде предисловия, мне очень грустно и больно. Так как и о самой книге что-то ничего не слышу и что ж торговаться о поросенке в мешке, то скажу только сейчас конкретно: статья «не помещается?» А на что эти отдельные страницы, когда можно сжать. Конечно, набор, но нельзя ли потеснить на счет качества бумаги или даже выбросить (по моему отбору) десяток-другой стихов, из наиболее завалящих. Подумайте, сериозно, на случай если издание будет-таки решено. Прошу. Это говорю «в сторону», т. к. щекотливо-неприятное вот в чем. Итак, я Вас очень полюбил, очень ценю и Вашу дружбу и Вас самих. И вот проблема. Известный Вам Яновский написал политическому автору письмо, от которого нас обоих стошнило, и до сих пор тошнит. И в этом письме есть нечто, существенно касающееся и Вас лично, и наших с Вами отношений. Первое движение было бросить его, порвав, в мусорный ящик и кончить на этом деле. Но, рассудив, я думаю (согласны ли Вы, решите сами), что, пожалуй, хотя и неприятно по с детства вдолбленным правилам самогигиены — ознакомить Вас с этим документом. Не посылаю пока — решите, повторяю, сами. Сужу так. Вы вот, по-видимому, откровенны с этим типом, несомненно покровительствуете ему литературно. Одним словом, доверяете с той душевной щедростью, с которой Вы от Бога произошли на свет, и вот за Вашей спиной... По крайней мере, Вы будете знать, что за человеку Вы дружески пожимаете руку Вашей великодушно-державной лапой.