И Николай вдруг вспомнил: начальница сиротского дома ведет его через двор в мастерскую; и там, среди детей, стоит, упрямо склонив бритую голову, мальчик; красный от гнева мастер держит в руках книгу и сердито объясняет начальнице, что мальчишка, вместо того чтобы работать, прячется в кладовой и читает.
Николай улыбнулся:
— А я вспомнил вас! — И рассказал Веретенникову, как он в детстве произвел его в Ломоносовы, как разыскивал в сиротском доме и как потом утешил его Василий Мартынович, сказав, что занимается с мальчиком и постарается определить его в гимназию, на казенный счет.
Этот день был значительным днем в жизни Николая не только тем, что к нему наконец пришел человек, предложивший свою помощь в трудное время начала большой работы. Но еще и тем, что Николай в этот день обрел друга, который до последнего часа был рядом с ним — человеком одиноким, всю жизнь свою, душу, талант отдавшим грядущим поколениям.
Морозным зимним днем, когда лазурное небо безоблачно, а деревья палисадников поражают пушистой белизной куржака, по заснеженной городской улице со скрипом скользили сани. Конь бежал игривой рысцой. Кучер — в собачьей дохе, в меховых рукавицах и такой же шапке — слабым тенорком понукал коня, изредка приподнимаясь и для острастки покручивая кнутом над конским крупом.
В санях, закрыв колени медвежиной, ехал директор гимназии.
— Постой-ка, милый, — сказал он кучеру, прикасаясь к его плечу рукой в кожаной перчатке. И крикнул прохожему, шагавшему по тротуару: — Господин Веретенников! Прошу минуточку-с!
Веретенников в это время занес было ногу на высокое крыльцо бывшего особняка Саратовкина и остановился.
Сани со скрипом подъехали к крыльцу, и, откинув медвежью шкуру, на тротуар шагнул маленький, щуплый человечек в пальто и меховой шапке и тотчас же нацепил на нос пенсне, то ли для солидности, то ли действительно по близорукости.
Он снял перчатку, поздоровался с Веретенниковым и сказал:
— Простите-с, ради бога, за то, что задерживаю вас. Но вы так и не пришли с ответом, а обстоятельства не позволяют ждать. Гимназия. Сами понимаете-с!
— Не могу принять ваше предложение, Яков Яковлевич, — сказал Веретенников. — Определился сюда вот. — И он поднял голову и показал глазами на новую вывеску: «Приют».
— Простите, Федор Алексеевич, не понимаю-с. Вы же химик. А здесь не гимназия. Здесь маленькие и неграмотные дети. Кого же здесь учить химии?
— Будут грамотные и подрастут, — усмехнулся Веретенников.
— Но пока они подрастать будут, можно вам-то в гимназии поработать. Нам очень нужен такой преподаватель, как вы. И жалованье будет хорошее.