— К тому же он страшон до невозможности. Похож на твоих чудищ.
— Ну, я думаю, теперь уже не имеет значения, на кого похож бедный старикан. А марки-то, наверное, стоят кучу денег.
— Денби говорил — двадцать тысяч.
— И кому они достанутся?
— Наверное, Денби.
— Ты хоть немножко разбираешься в марках, Ади?
— Нет. А помнишь, ты тоже собирал марки?
— Да, и самые лучшие всегда воровал Найджел. Найджел — форменный жулик.
— А ты всегда лупил его. Ты форменный хулиган.
— Может быть. Интересно, есть у Бруно «Треугольный Мыс»?
— Что это такое?
— Мыс Доброй Надежды, треугольные марки.
— Какие-то треугольные у него есть. Я видела. Только не знаю какие. Чашка тебе больше не нужна?
— Ади, и ты видела все его марки?
— А как ты думаешь? Конечно. Я трачу на них полжизни: собираю с пола, кладу на место, приношу опять…
— Где он их держит? В кляссерах?
— В шкатулке с ящичками, в целлофановых кармашках. А некоторые валяются в шкатулке просто так. Они у него в ужасном беспорядке.
— Может, ты посмотришь, есть ли там «Треугольный Мыс»? Я тебе покажу, как он выглядит.
— А почему тебя это интересует? Ты же давно забросил марки. Все это детские игрушки.
— Двадцать тысяч фунтов — не детские игрушки, Ади.
— Люди с ума посходили. Платят такие деньги.
— «Треугольный Мыс» на прошлой неделе купили за двести фунтов, я в газете читал.
— Тебе бы его иметь, да?
— Я и собираюсь заиметь его, Ади.
— Каким образом? Как ты его добудешь?
— Ты мне добудешь его из коллекции Бруно.
— Уилл!
— Только одну марку.
Аделаида перестала мыть посуду. Она обернулась и прямо взглянула на Уилла. Он сидел, вытянув свои крупные ноги, каблуки тяжелых ботинок вдавились в мягкий коричневый линолеум, где уже виднелась не одна пара вмятин. Уилл смотрел на Аделаиду тем мечтательно-задорным взглядом, который она помнила с детства.
— Ты хочешь, чтобы я украла у Бруно марку? Ты шутишь!
— Нет, Ади, не шучу. Я уже говорил тебе о фотоаппарате. В общем-то я его уже раздобыл. Осталось только заплатить за него. Мне нужно двести фунтов.
— Ты с ума сошел. Бруно так или иначе заметит.
— Не заметит. Ты же сама говоришь, он совсем спятил и стал страшно рассеян. И говоришь, лежат они как попало. И никто, кроме него, ими не занимается, так?
— Никто. Но я думаю, Бруно заметит. Да и в любом случае это низость — красть у старика.
— Гораздо меньшая, чем красть у молодого. Ты слюнтяйка, моя дорогая. Не заметит он ничего. И это наверняка никак не повлияет на ценность всей коллекции. А я куплю фотоаппарат.
— Отстань, не буду, и все!
— Ты эгоистичная дрянь! Не хочешь, чтобы у меня был заработок? Сколько можно заработать этим фотоаппаратом, у меня полно идей!