– А папе-то нравится? – не заржавело за обслуживающим персоналом.
– Да, «папа» вне себя от восторга! – скрипнул Петр Александрович, хлопнув вертлявого мелированного парня по плечу. – Ань, как думаешь, может, «маме» что подберем, а?
– «Маме» надо что-нибудь солидное, дорогой «папочка», – строго сказала Анька и подошла к выбору со всей серьезностью. Надо сказать, девушка не испытывала к жене Петра Александровича никаких женских чувств – ни злости, ни зависти, ни ревности. Светлана Григорьевна была для нее такой же частью жизни этого мужчины, как неизменный коньяк в кабинете, как умение мастерски выходить из любых, самых сложных акушерских ситуаций, как Елена Николаевна, в конце концов. Он был для Анечки богом. Зевсом как минимум. У нее не то чтобы хватало ума не ревновать и не посягать, отнюдь, хотя и глупой для своих восемнадцати она не была. Просто все это – его гениальные руки, начмед, жена, его взрослые сыновья и малолетние внуки – были оттуда, с Олимпа. Она принимала этот «интерьер» как есть, не посягая на «перепланировку». Все это не просто поставлялось в комплекте – в ее детском сознании все, с ним связанное, и все, с ним связанные, – и были Им. Ее старым и добрым Богом. Отношения Анечки и Петра Александровича были настолько же целомудренны, насколько извращенны. Это был почти кармический инцест. Только она об этом не задумывалась. А он – не позволял себе задумываться. Отдавая отчет в том, что, встреть он Анечку в ее четырнадцать или шесть, он испытывал бы те же смешанные чувства, Петр Александрович ощущал мощнейший резонанс отеческих чувств, вердиктом психоанализа которых стала планетарная классика: «Раз уже оно так получилось, то пусть идет как идет».
Шубу «маме» выбрали роскошную. Слезы у Светланы Григорьевны моментально высохли, и она уже доставала наиболее подходящую к мехам обувь, чтобы насладиться своим отражением в зеркале.
– Светка, у тебя потрясающая фигура. Тебе безумно идет! – совершенно искренне сказал Петр Александрович.
– Петька, спасибо! Ты так давно не делал мне таких роскошных подарков! И тем более комплиментов, – зардевшись, тихо добавила она. – Мне сразу захотелось в парикмахерскую! Да сегодня вряд ли. Там же запись за месяц вперед была. Новый год, все-таки. Да и ладно! Вот сейчас тебя провожу…
– Подожди. Вот здесь тебе еще кое-что. – Он про себя подивился Анечкиной предусмотрительности. И протянул жене еще один пакет. Поменьше и поувесистее. В нем была косметика, батарея кремов для увядшей кожи и даже два флакона краски для волос так любимого им оттенка, на языке фирм-производителей называемого «скандинавский блондин». – Приятного тебе дня и с Новым годом, любимая!