Я восхитился Максимилианом.
Я принял его условия.
И, хотя за весь срок договора я ни разу не прикоснулся к Тантаэ, мальчик стал предателем. Дважды. Сначала он предал память Нейарана, вручив свою жизнь его врагу. Потом — предал Тантаэ, когда решил за него, что унижение лучше смерти…
— Хватит, — в коротком слове прозвучала почти мольба, но я совсем не стыдилась. Слушать рассказ о том, каким был Ксиль… о том, каков он на самом деле…
Нет, это было невыносимо.
Акери приподнялся на локте так, что наши лица оказались на одном уровне.
— Тебя шокировал мой рассказ?
— Нет, — угрюмо откликнулась я. — Ну вот ни фига… Извините, — смутилась я, когда в губы Акери дрогнули в намеке на улыбку. — То есть не слишком шокировал. Но мы с Ксилем потом обсудим мои чувства наедине, — добавила я с намеком, поднимаясь и демонстративно перешагивая через Акери. Даже если он не закончил с исторически-истерическими рассказами, то мои нервы уже точно истощились. Продолжит в другой раз, если Ксиль будет не против. Я лично вполне обойдусь без этих откровений.
Как будто раньше не ясно было, что князь запросто распоряжается не только своей жизнью, но и чужими.
— Уходишь? — окликнул меня Акери.
Я обернулась. Он лежал на ступенях на животе, подперев подбородок ладонью, и глядел на меня равнодушно-загадочными глазами сиамской кошки.
— Да. Спасибо за рассказ, было очень интересно.
— А ты не хочешь спросить, почему я выполнил обещание и помог Максимилиану?
То, как это было сказано, подразумевало: «Хочешь или нет, но ты меня дослушаешь, девочка».
Наверное, у меня сработали инстинкты, заставляющие детей слушаться взрослых, особенно когда те слегка… гм, недовольны.
— Не хочу, но скажи, если хочешь, — вздохнула я, почти заставив себя вновь обратиться к Акери на «ты», а не на «вы».
Старейшина опустил ресницы — почти кокетливо.
— Я помог ему, потому что люблю его.
— Его все любят. Приятно было пообщаться, — уже откровенно грубо рявкнула я и развернулась.
Вслед мне долетел смех.
«О, нет, маленькая, я люблю его совсем не так… А так».
Перед глазами вспыхнула отвратительно яркая и живая картинка. У меня аж зубы свело от злости… А щеки загорелись так, что от них можно было прикуривать Рэмовы сигареты. Подозрения в самом ужасном взорвались в моей голове тысячей голосов.
Было противно.
А еще меня мучило ужасное предчувствие, что я где-то сама себя обманула.
— Послушай, Акери, — процедила я, опираясь на стену и глядя через плечо. — У меня очень большой опыт оправдания Ксиля. После того жертвоприношения я уже не думала, что меня что-то сильно зацепит. Но у тебя получилось. Поздравляю. Счастливо оставаться.