–?Подожди, подожди... собачонкой не надо. А он? Что он?
–?Чуть улыбнулся и назначил восемь сеансов.
–?Восемь – это хорошо. Вот если бы семь...
–?Перестань идиотничать, не то я с тобой рассорюсь на всю жизнь, окончательно, бесповоротно и навсегда... Почему твоя свекровь на меня волком смотрит?
–?Когда ты ее видела?
–?Сегодня встретились. Она выходила, я приехала. Знаешь, такие глаза, словно она меня убить хотела. Будто Никич ее собственность, а я покушаюсь. – Арина внезапно умолкла и задумалась. – А может, она так и считает?
–?Что ты, ей за шестьдесят.
–?В самый раз в массажиста влюбиться.
–?А тебе?
–?А мне в красивого мужика. Не сравнивай, обижусь! Я, собственно, чего звоню... Я несколько раз заикалась насчет того, что неплохо было бы вне массажного кабинета встретиться...
–?И что?
–?Улыбается и молчит. Он с тобой-то хоть разговаривает?
–?Иногда, хотя он не говорун.
–?У меня возникла идея. Не может ли Динка его под каким-нибудь предлогом в мой ресторан привести?
–?А ты не боишься?
–?Чего?
–?Что он на нее западет?
–?Не боюсь. Ты спроси, ладно?
–?Спрошу, – без особой уверенности ответила Каролина.
...Динка фыркнула, как рассерженная кошка, сказала, что и не подумает, и повесила трубку.
Но через час позвонила.
–?Мамик, я вот что подумала. Ты ведь обещала Никичу разузнать у Алекса, как попасть в Туринский госпиталь...
–?Конечно. Просто сейчас Алекс настолько занят картиной, что ему трудно сосредоточиться на чем-то другом, и я не хочу, чтобы разговор был чисто формальным. Нужны детали, подробное описание всех документов, направлений, не знаю чего... Я ведь сама ни во что не вникала, поэтому могу просто перепутать. Дней через восемь-десять, когда работа с картиной станет относительно рутинной для Алекса, я усажу его и все спокойно разузнаю и запишу.
–?У меня есть другая идея. Не надо расспрашивать Алекса. Я позвоню Светлане и все разузнаю. А ты пригласишь Никича в ресторан, извинишься, что долго молчала, и все ему по полочкам разложишь.
–?А почему я, а не Ариша?
–?Не впутывай сюда тетю Арину. Она не имеет никакого отношения к Туринской больнице.
–?Тогда лучше ты.
–?Могу и я, но ведь ты, а не я, ему обещала у Алекса узнать.
–?Ух ты, мой стратег, вот тебе и карты в руки.
–?Нет, я не могу.
–?Почему?
Динка долго молчала.
Ей вспомнился ее безумный роман с Никичем, безоглядная связь шестнадцатилетней девчонки и сорокалетнего красавца-тренера, о которой знали все в секции и все завидовали. Горы вранья, что ей пришлось нагородить матери. Ужас, когда он сказал ей, что им необходимо расстаться. А потом эта трагедия – перелом ноги. Нет, в сердце ее ничего давно не осталось от первого, замешанного на восхищении и ученической подчиненности чувства, может быть, только легкий, всех смущающий или удивляющий, вроде бы наигранный цинизм. Никича она вспоминала часто, обычно с благодарностью, иногда забегала к нему посплетничать о знакомых спортсменах, поболтать – он был мудрым, как и положено быть тренеру, но еще и начитанным, точнее было бы сказать, эрудированным не только в своей области, но и в широком смысле слова. Она искренне радовалась, что смогла рекомендовать его матери и что он понравился ей и как массажист, и как человек. Ее немного удивляло появление у него Инны. Судя по всему, та была давней и преданной клиенткой, не понятно, как она оказалась в мире Никича.