И все же, за те два года, что они фактически прожили вместе, из-за той маленькой дистанции между ними, на сохранении которой он настаивал, дистанции, которая была так ему необходима, и которую по сравнению с проведенным вместе временем можно было не принимать в расчет, он знал о ней не намного больше, чем вначале. Анна никогда не донимала его деталями ее прошлой или нынешней жизни, а он и не расспрашивал, иначе дал бы ей право задавать подобные вопросы о его собственном прошлом. Том самом, о котором редко позволял себе даже думать. Он знал, сколько ей лет, где она родилась и где пошла в школу, номер ее социального страхования, места, где она работала прежде. Знал потому, что эти данные были в ее личном деле. Он знал, что она добросовестна, внимательна к деталям, и предпочитает тихую жизнь. Она редко пила алкогольные напитки, а в последнее время, казалось, вообще перестала их употреблять. Она довольно много читала, у нее были широкие и разнообразные интересы, как в художественной, так и в документальной литературе. Он знал, что она предпочитает пастельные тона и не любит острую пищу.
Но не знал, была ли она когда-нибудь влюблена, не знал, что случилось с ее семьей. В ее личном деле в строке «Ближайшие родственники» было проставлено слово «Нет». Он не знал, состояла ли она в свое время в группе поддержки, и не доставалось ли ей от каких-нибудь ребяческих проделок. Не знал, почему она приехала в Денвер, не знал, о чем она мечтает.
Он знал только факты, лежащие на поверхности и очевидные для любого, но не имел представления, что или кого она вспоминает, на что надеется.
Зная о ней так мало, он боялся, что она когда-нибудь его бросит. Как он мог предугадать ее поступки, если ничего не знал о ее мыслях и мог винить в этом только себя. Он никогда ни о чем ее не расспрашивал, никогда не вызывал на разговор о ее жизни. В течение двух последних лет он жил в состоянии постоянного страха, боясь того дня, когда она оставит его, но не имея возможности сделать хоть что-нибудь, чтобы этому помешать. Он не знал, как к ней подойти, как ее удержать. Даже мысль о том, что он покажет ей свою уязвимость, делала его физически больным.
Он думал о ней и ощущал ее, такую мягкую, лежавшую рядом. В нем нарастал голод и его мужественность восстала. Если у них не было никаких других точек соприкосновения, то, по крайней мере, у них было это — почти ошеломляющая сексуальная потребность друг в друге. Прежде он никогда и ничего не хотел от женщины, кроме секса. Однако сейчас горькая ирония заключалась в том, что он использовал секс, для того, чтобы получить хоть подобие близости с нею.