— Хорошо, сейчас открою.
Султан переложил автоматический пистолет в левую руку и бесшумно подошел к двери, так же бесшумно вытащил стул из ручки, осторожно поставил у стены; щелкнул замок.
— Входи, — произнес полковник, готовый в любую секунду нажать на спуск и отпрыгнуть в сторону с воображаемой линии огня.
— Салам аллейкам, — в номер вошел молодой, щегольски одетый франт. Мельком взглянув на направленный в его сторону черный зрачок пистолетного ствола, мягко улыбнулся. — Вы всегда во всеоружии?
— Работа обязывает, — неприветливо буркнул Дадышев, этот хлыщ ему не понравился с первого взгляда. — Чем обязан?
— Я — Тимур Вакаев, — франт на манер фокусника поднял руку и продемонстрировал открытое удостоверение. — Советник президента Чечни.
— Президента? — изобразил удивление Султан. — И зачем же я ему понадобился?
— Ему вряд ли, президент о вас и слышать не хочет… Просто, — Тимур смолк, развел руками. — Я пришел по личной инициативе, так сказать, выразить свое уважение командиру легендарного батальона «Варвар».
— «Конан», — машинально поправил полковник, официальное название своего подразделения он хорошо помнил.
Вакаев пропустил это замечание мимо ушей и продолжил:
— Я родился в Москве, а треть своей недолгой жизни провел на берегах туманного Альбиона. И никогда не думал, что когда-нибудь попаду на родину своих предков. Но судьба распорядилась по-своему… Меня пригласили на эту должность как вайнаха по крови и европейца по воспитанию и образованию. Такой вот человеческий переходник, адаптер двух мирозданий.
— А я здесь при чем? — с недоумением спросил Султан.
— Первое время, когда я только прилетел в Грозный, мне довелось услышать несколько героических историй о вас и вашем батальоне. Это меня заинтересовало — не скрою, сказалась давняя мечта стать историком. А когда выяснил всю подноготную отряда особого назначения «Конан» и его дальнейшую судьбу, то одновременно восхитился и огорчился.
— По-моему, ты слишком сладкоголосый, — недоверчиво покачал головой Дадышев, и не думая предложить гостю присесть.
— Что поделаешь, европейское воспитание вырабатывает такую черту, как противление несправедливости. А с вами, Султан Исмаилович, поступили именно несправедливо.
— Один раскаявшийся грешник богу дороже, чем сотня праведников. А когда грешники сотнями и тысячами выходят из лесов, чтобы каяться, кто вспомнит одного праведника? — эту догму полковник для себя выработал, когда был уволен из армии и вынужден был приехать в Москву. Так ему легче было жить.
— Вы не один! — запальчиво воскликнул Тимур. — А ваш батальон? О нем вы забыли?