Лицом прямо светится. А Малфрида подумала: каково это так любить свое дитя? Хотя вон Ольга тоже Глеба не сильно жалует. Значит, всякое возможно.
Спросила о другом:
— Может, и мне лучше уехать? Зачем я тут тебе брюхатая? Одна морока со мной.
Ольга быстро повернулась. Белое покрывало на ее голове натянулось от резкого движения. Она тоже всегда выглядит аккуратно и ухоженно, как княгиня, ей так положено.
— И ты оставить меня хочешь? Ты ведь помогла, найдя чародейские родники, многих это подняло на ноги. Да и верят в тебя люди.
— Верят? А я сама в себя уже не верю.
Это так. Долгое отсутствие чародейства делало ведьму неуверенной. Но и какой-то чуткой, душевной. Вон Ольга сказала доброе слово — и на сердце легче стало.
Когда Ольга ушла, Малфрида долго сидела, упершись в поясницу руками — так меньше тянуло. Сама себе она казалась неуклюжей, как колода. Ох скорей бы! Сама знала, что уже скоро. А потом как?
Только подумала об этом, и опять шорох за спиной. Вот лапа Кощея ворочается, словно вместо Малкини научилась мысли ее угадывать. Вон она и поможет. У них даже как будто некая связь установилась. Малфриде казалось, что при помощи лапы она ощущает свою связь даже с Кощеем. Это было так странно… так отвратительно… но уже становилось привычным. Знала, с кем связывалась. Но ведь ведьмой стать хотелось очень сильно! А Кощей ей поможет. Неизвестно почему, но поможет.
Ночью Маланич поднялся на заборолы. Вдыхал холодный сырой воздух осенней ночи. Осень… А он ее как будто и не заметил. Ни буйства красок, ни грибной поры, ни того охотничьего азарта, который так горячит кровь в полном дичи древлянском краю. Но одна охота у него сегодня все же состоится. Удачная охота. Он был полон до краев силой и твердо верил, что все у него сладится.
Сзади послышались шаги. Подошли сразу несколько воев. Поступь уверенная, но и легкая одновременно, почти неслышная — так умеют ходить только древлянские охотники в своих кожаных постолах. И все же Маланич сразу догадался, кто подошел.
— Что, не доверяешь мне, Мокей вдовий сын? Стражу привел?
Мокея в последнее время стало раздражать, что его так называют, словно он просто безотцовщина. Отец-то у него был, да еще пришлый христианин, но подобным родством не похвалишься. Древляне все сильны родами, в каждом считают своим прародителем то дикого зверя, сильного да разумного — лося, волка, медведя, а то и дерево священное — ель, бук, березу. Так и говорят: мы рода светлой березы или мы вепря сильного потомки. А он — вдовий сын, да вдовий сын. Правда, в последнее время его стали все чаще величать Мокеем Рьяным. Ему это нравилось. А этот волхв опять про безотцовщину ему напоминает.