День прошел тихо и томительно. Короткий день: темнеть начало, едва развиднелось. В эту пору это и не диво, но отчего-то сегодня наступившая ночь казалась особенно тревожной. Да еще и снег пошел. Невидимый в темноте, но угадываемый в потемках по влажным липким прикосновениям к лицу, к ладоням. Сквозь ночной сумрак было заметно, как покрываются белыми шапками кровли строений, становясь похожими на большие сугробы. И поле вокруг града стало белым. Это хорошо, на таком снегу виден всякий, кто замыслит подступиться.
В темноте Мокей в который раз лично обошел все посты, следил, чтобы люди были начеку, чтобы подле каждого имелись связки сулиц и копий, рогатины под рукой, чтобы тулы были полны стрел. Злой ходил, придирался ко всякой мелочи, а сам все вглядывался в мутные в темном снегопаде окрестности, ожидал чего-то. Порой от леса и впрямь слышались какие-то звуки. Где — из-за этой снеговерти не поймешь. Но порой Мокею казалось, что он слышит отдаленное попискивание птичьих голосов. Мучают там пернатых, что ли? Ольга вон сказывала, что на алтарь богами птиц принесут. Это сколько же с этими пичугами русичи будут возиться? Да и что за жертвоприношение такое птичье? Ну, добро бы петуха или гуся клали для небожителей, а с воробьев какой прок? Или с голубя, какой все больше Ладе ласковой угоден. Не надумали же все русичи враз начать поклоняться на войне именно Ладе? Леший их поймет. Как и княгиню их коварную. Как и Малфриду недобрую. Но о Малфриде думать было особенно страшно, Мокей гнал мысли о ней. Вон пока она ничего не вытворяет, ну и кикимора ее забери, леший раздери!..
Но Малфрида была цела и невредима. Даже сладко выспалась, пока ее не пришел будить в предрассветную пору Претич. Сообщил, что вой выполнили все, что ведьма повелела: привязали к каждой птице трут и паклю, и как настанет срок — пустят на град. В отличие от Свенельда Претич не сомневался, что птицы полетят, куда надо. Другое дело этот снегопад, шедший всю ночь и прекратившийся только на рассвете.
— Снег-то мокрый, — заметил Малфриде Претич. — Солома на крышах пропиталась им, дерево отсырело.
— Но ведь птицы полетят в свои гнезда, Претич, — почти весело поясняла Малфрида. — Под стрехами во внутренних дворах, под скатами кровель их гнезда теплые и сухие. Вот огонь и разгорится изнутри, и люди навряд ли смогут справиться с возгоранием. Да и тихо сейчас, сам понимаешь — предутренний сон самый сладкий, самый крепкий.
Она повернулась туда, где за деревьями послышалось лошадиное фырканье, увидела выехавшую из лесу Ольгу. Та спешилась, стояла, не сводя взгляда с Искоростеня. Малфрида скривила рот в усмешке.