– Смотри, что у меня есть. – Малыш достал из рюкзака тонкую, в немодной картонной обложке книжку.
– Ричард Олдингтон «Смерть героя», – прочитала Ленка и, пожав плечами, спросила: – Зачем тебе это старье?
– А чтоб было! – обиделся Малыш и, засунув книгу обратно в рюкзак, тут же вынул из него две новые.
– Иосиф Бродский, «Письма римскому другу», – озвучила их названия Ленка, – «Цветы зла», Шарль Бодлер. Ты что, поэт? – удивилась она.
– А что, незаметно? – усмехнулся Малыш.
– А я думала почему-то, что ты художник.
– Ну, художник, предположим, у тебя уже был.
– Когда это? – Ленка, склонив голову, гладила рукой теплый кожаный переплет.
– В прошлой жизни.
– Что-то я тебя не понимаю, – сказала она и наугад открыла Бродского.
– А это и неважно.
– «... на Васильевский остров я приду умирать...» – опять прочитала вслух Ленка и, вздохнув, добавила: – Пообещать-то он пообещал, а почему-то не пришел.
– Много ты понимаешь! – разозлился Малыш, отбирая у нее книги.
– Ничего не понимаю! – честно призналась Ленка. – Что я вообще здесь делаю?
– Пока ничего не делаешь. – Малыш опустил рюкзак на пол. – Но все еще можно исправить.
Дело даже было не в его голосе, а в той интонации, с которой Малыш произнес эту ничем не примечательную фразу. Он словно не проговорил ее, а пропел. И даже не пропел, а продекламировал. А может, и не продекламировал, а просто подумал вслух? И Ленка почувствовала, как у нее в висках застучали крепкие кленовые палочки: «Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше...»
Малыш стоял в шаге от нее и спокойно разглядывал ее губы.
«Ты услышишь, ты услышишь, как веселый барабанщик...»
Экстремальное пятизвездочное приключение, о котором хотя бы однажды мечтала каждая добропорядочная домохозяйка, начало наконец претворяться в Ленкину небогатую на события жизнь. Но вместо того чтобы с широко открытыми глазами шагнуть навстречу этой пропасти, она, тщетно силясь совладать с тиком мелко дрожавших коленей, стала медленно, нелогично и обречено стекать вниз по стеклянной мути окна.
Малыш подхватил ее на полпути к полу, приподнял и, прижав спиной к стеклу, коленом раздвинул ей ноги. Искусственное дыхание изо рта в рот ненадолго вернуло Ленку к жизни, но для полного комфорта ей необъяснимо, болезненно захотелось, чтоб Малыш со всей силы, наотмашь ударил ее по лицу или так грубо впился ей в губы, чтобы она через переживание этой боли уже окончательно смогла поверить в то, что все происходящее ей не снится.
В глубине души Ленка давно уже была готова к любым, даже самым смелым экспериментам, но ее отвыкшее от таких яростных атак тело действовало совершенно самостоятельно и независимо от ее потаенных потребностей и желаний. Неподатливое, деревянное, скованное, оно бы еще долго не подчинялось ей и боролось за свою свободу, но внутри Ленки уже сокращалась прочная, безотказная, хорошо смазанная пружина, грозя всему существу ее скорым предательством и изменой.