Агент встал, прошелся (руки за спину) по залу.
— И давно это с вами? — резко обернулся к измученному спикеру.
— Дорога с месяц как видится, а бегемот почти сразу, как я в должность вступил, приходить начал, — не поднимая глаз, сообщил Германцев.
— Белая дорога — это кокс, как я понимаю. Давно подсели? — уточнил на всякий случай Блонд.
— Ну, какая, в самом деле, разница? — всплеснул руками спикер. — Вы что, когда-нибудь с подобными эффектами от его употребления сталкивались, слышали о таком?
Агент решил, что спрашивать, собственно, больше нечего. Надо переждать, кремлевским воздухом подышать, что ли. Раз рациональных ответов не подыскивалось, приходилось уповать на интуицию. Она у Блонда была донельзя развита. Никак не меньше интеллекта. Что и послужило, как он теперь догадывался, причиной того, что разгадывать этот сумбурный ребус отрядили именно его.
Между тем требовалось в данном случае не столько это, без сомнения, замечательное свойство, сколько умение видеть сквозь толщу времен (такие специалисты в распоряжении всемирной олигархии, конечно, имелись). У Блонда же подобное зрение пока даже не прорезывалось. Иначе он, познакомившись с темой, обсуждавшейся без малого сотню лет назад в том самом зале, где они с Германцевым сейчас находились, понял бы многое…
* * *
— Этот вариант, только этот, — процедил сквозь зубы неумолимый Троцкий, тыкая когтистым пальцем в пирамидообразную модель ленинского мавзолея. При этом широким жестом смел на пол кипу других проектов увековечивания любимого вождя.
— Но почему, в конце концов, Лев Давидович? — не выдержал Бухарин. — На каком основании вы навязываете партии ваши модернистские вкусы?
— А вот на каком, — цинично усмехнулся Троцкий и насыпал на красный кумач цековского стола белоснежный сугробик кокаина.
Прочих старых большевиков аж передернуло, и тут же к нему потянулись одна за другой дрожащие руки. Однако глава рабоче-крестьянской Красной Армии безжалостно дунул, и вожделенный порошок бесполезным маревом повис в воздухе. Товарищи заскрежетали зубами и упали, обессиленные, в кресла. Выглядели они, прямо скажем, не лучшим образом — красные дрожащие веки, пересохшие высунутые языки. Троцкий злорадно усмехнулся, ощущая безграничность своей над ними власти.
Только Сталин мрачно покуривал в углу трубку. Иосиф Виссарионович, единственный из членов ЦК, не был наркозависим. Вино пил, табак курил, а вот чтоб кокс долбить — ни-ни. Но он пока был в явном меньшинстве, а потому не мог противостоять грубому троцкистскому диктату. Он только-только приступал к формированию своей железной гвардии, свободных от наркозависимости партийцев. Отбор вел тщательно, событий не форсировал. Хотя знал бы он тайный смысл необъяснимой на первый взгляд упертости Льва Давидовича, может, и не стал бы медлить — позвал бы верных Буденного с Ворошиловым, отдал бы Москву Первой Конной на поток и разграбление. Однако не знал…