Следует отметить, что книгу эту Федор знал и ценил, знаком был даже с ее автором, главным русским метафизиком Александром Дугиным. Безусловно, преклонялся он также перед гением великого посвященного Рене Генона, но взять в толк, какое отношение «башни сатаны» имеют к их раскладам, сразу не сумел.
Палач вопросительно-угрожающе уставился на Перельмана. И того прорвало, Федор даже пожалел о том, что предварительно не выпроводил в коридор ребят из службы безопасности Мартиросова. Прозвучавшую из уст краеведа информацию о том, что сопка, охраняемая шаманами, и есть согласно его многолетним исследованиям та самая «башня в бассейне Оби», вызвала у них, мягко говоря, недоумение. Но еще больше удивило их то, что демонстрировавший все это время полную адекватность Глебов не бьет краеведа ногами, дабы пресечь подобное пургогонство, но внимательно его слушает.
«А ведь убедительно излагает, сука, — думал тем временем Палач. — Обь и правда речка какая-то стремная, правильно я вчера не дал Ваньке в ней по пьяни искупаться. А сам-то он, кстати, из Нигера родом», — вспомнил Федор, и на душе у него сделалось тревожно.
Тундра. Ямал. 1954 год
Николаю улыбался полярный волк. «Легкой поживе радуется, гад», — подумал Кузнецов и потерял сознание. Случилось это на третьи сутки побега из лагеря. Многие зэки сумели воспользоваться налетом сверхзвуковой свастики, но не многие ушли от погони. Да и те замерзали в бескрайней тундре один за другим.
Но опытный разведчик-диверсант, умело петляя и заметая следы, растворился в буране. Пару самых упорных вертухаев, никак не желавших упустить жертву, он подстерег, прикинувшись сугробом, и передушил. Совершил он это дело ловко, как всегда в подобных случаях, автоматически точными движениями. Однако после, впервые в своей душегубской практике, замер над телами, стремительно заносимыми снегом. И вдруг пронзительно понял, что, может, это были последние люди, которых он в своей жизни видел.
Всмотрелся в лица убиенных. Простые, курносые, обретшие так несвойственные им при жизни покой и отрешенность. Только теперь в них, пусть тоже не без труда, можно было углядеть размытый и смутный, но все же Божий образ. Однако, напрягаясь в его выискивании, можно было попусту растратить так нужные сейчас силы. И Кузнецов взял себя в руки. Дождавшись, пока метель укроет трупы белым саваном своим без остатка, двинулся дальше в снежную непроглядность.
Немало странного и дикого видел Николай в последующие дни. Табуны оленьих скелетов проносились перед его глазами, поднимая копытами снежные бури. Потом стали попадаться островки тайги. Из них навстречу ему выходили древние идолы, дышали в лицо ледяным ужасом. Николай пробовал применять все йогические техники, какие знал. И небезуспешно — временами от него шел пар, снег под ним таял, обнажался ягель, который Николай жадно жевал. Но силы кончились, и Кузнецов, плавно оторвавшись от земли, полетел над тундрой куда-то на север, к острым полярным торосам. По мере приближения к ним он с тревогой видел, что они растут и ширятся, все сильнее напоминая горные пики. Вскоре Николай узнал навеки незабываемый таинственно-притягательный Тибет.