— Вот он, Гришутка, — сказала бабушка, подталкивая меня вперёд. — Ну что ты стоишь? Подойди, дай тётеньке руку.
— Господи, весь в Лёлю! — услышал я, подвинувшись к кровати. И в то же время почувствовал, что меня схватили и обняли и тормошат мне волосы и прохладная, пахнущая чём-то приятным щека прижимается к моему лицу.
Бабушка уже стягивала с меня башлык, расстёгивала куртку.
— Волосы-то скатались, ровно у овцы, — сказала она и, вытащив из-под платка свой гребень, принялась тут же меня расчёсывать.
— Эх ты, всё теряешься и теряешься… А мы тётю Юлю нашли! — хвастливо сказала Настенька, прыгая на кровати.
— А ведь этого мальчика я где-то видела, — сказала тётя Юля. Она прикрыла глаза рукой, лоб её нахмурился, должно быть, она напрягала память.
И почему-то в этот момент я вспомнил об убитом юнкере и подумал: хорошо, что она не знает.
— Наверное, показалось, — проговорила она и устало откинулась на подушку.
Мучительно хотелось спать. Голова то и дело клонилась набок, казалось, что всё медленно кружится вокруг и исчезает в тумане.
— Умаялся-то как, — сказала бабушка.
Она налила в таз воды и помогли мне умыться. Мне постелили на сундуке за дверью. Кое-как я разделся и лёг. Бабушка прикрыла меня рыженьким тёти Юлиным пальто.
Впечатления пережитого за день смутно мелькали ещё в моей голове, заставляя сердце замирать и сжиматься. Я попытался было представить себе, какова будет теперь моя жизнь, но глаза сами собой смыкались, и мысли уплывали, как облака.