– Цель, – и приказал привести орудия в боевую готовность.
Харвуд стоял рядом с Вудхаусом и, как и все, смотрел в бинокль. Все приготовления заняли не больше минуты.
– Капитан, сэр, – зазвучал в переговорной трубе голос артиллериста, – орудия к бою готовы.
Вудхаус взглянул на Харвуда, дождался его кивка и сказал:
– Хорошо, артиллерия. – Покосившись на сигнальщика, стоявшего, словно верный терьер, у его правой руки, он приказал: – Вызывай.
Офицеры на мостике затаили дыхание. Старшина держал в руках сигнальную лампу, которой только что пользовался, чтобы передать сообщение на «Ахиллес». Он поднял ее, направил на неизвестный корабль и передал короткий сигнал. В повисшей тишине щелчки лампы казались удивительно громкими. Сигналь щик опустил лампу и затаил дыхание. Ответом вполне мог стать мощный бортовой залп.
Артиллерист поднес палец к кнопке, нажатием которой мог открыть огонь. В этот момент в темноте замигала сигнальная лампа. С неизвестного корабля передавали ответ. Он был на английском и нес следующую информацию:
«Кумберленд Аяксу. Извините, но я не знаю здешних порядков».
В то же самое время артиллерист доложил, что неизвестный корабль идентифицирован как трехтрубный крейсер.
После того как стихли первые взрывы восторга, Харвуд с чувством проговорил:
– Это чудо.
– Чудо или нет, сэр, – заметил Вудхаус, – но «Кумберленд» нам здесь не помешает.
Ту же мысль, только под несколько другим углом, высказали и на «Ахиллесе», где романтический реалист Уошбурн сообщил Парри:
– Добрый старый «Кумберленд». Он станет мишенью номер один, когда «Граф Шпее» выйдет в море. И пока немец будет швыряться кирпичами в «Кумберленд», мы подойдем поближе и торпедируем его.
– Спросите его, – не унимался Харвуд, который никак не мог поверить, что снова получил под командование крейсер с восьмидюймовыми орудиями, – как ему удалось пройти тысячу миль за тридцать пять часов.
Сигнал передали. Харвуд с нетерпением ждал ответа.
Капитан «Кумберленда», безусловно, был приверженцем лаконичного стиля, поскольку его ответ состоял всего лишь из одного слова:
«Предчувствие».
– Уже полночь, Билл, – сказала миссис Томпсон мужу, – пора звать генерала Боуса.
Билл Томпсон, по профессии инженер-пивовар, опустил бинокль, устало потер глаза, кивнул, зевнул и выбрался с водительского сиденья своего автомобиля. Он обошел машину спереди, оценил яркость зажженных фар и сказал:
– Аккумулятор садится. Заведи двигатель, дорогая.
Миссис Томпсон передвинулась на сиденье водителя, и через несколько секунд двигатель «доджа» мерно затарахтел. А Билл медленно пошел вдоль длинного ряда частных машин, выстроившихся на причале и освещавших фарами «Графа Шпее». Вечером в четверг он перешел из внешней гавани во внутреннюю, чтобы ускорить ремонтные работы, которые велись день и ночь, и теперь находился в нескольких сотнях ярдов от причала. На немецком линкоре ремонтировали электропроводку, поэтому электричество подавали со стоящих вокруг буксиров и лихтеров. Во многих местах на палубе велись сварочные работы. Фары стоящих на причале машин освещали линкор с носа до кормы. Он казался звездой некоего грандиозного шоу, стоящей на сцене в свете прожекторов. Владельцы машин сидели внутри и вели наблюдение. Одни сидели с биноклями в руках на передних сиденьях, другие по очереди отдыхали на задних. Все они были британскими добровольцами. Билл Томпсон подошел к старомодному «роллс-ройсу», приткнувшемуся на самом краю, и заглянул внутрь вычурно украшенного салона, где на красном кожаном сиденье, в окружении сверкающих серебром переговорных труб, ножниц для обрезки сигар, ящичков, зеркал и цветочных ваз дремал генерал Боус – тучный отставной военный. Билл несколько секунд полюбовался забавным зрелищем, но долг превыше всего, поэтому он наклонился к микрофону переговорной трубы и сымитировал звук, отдаленно напоминающий сигнал горниста к подъему.