— Не позорьте меня перед адмиралом, — попросил их офицер в башне, впрочем, он и сам знал, что с первого выстрела попасть — вероятность небольшая.
Германцы тоже стали пристреливаться, вот только результатов своей стрельбы они не видели, как и русских кораблей. Стрелять вслепую — толку никакого, но все же лучше, чем без дела сидеть. Снаряд зарылся в воду далеко впереди от русских кораблей.
Со второго выстрела у «Зейдлица» снесло трубу. Она рухнула, как падает здание, из-под которого вышибли основание, но кладка крепкая, и поэтому оно заваливается все сразу, а не рассыпается на мелкие куски. «Зейдлиц» был городошной фигурой, в который попала бита и сбила один из элементов. Труба упала на палубу, задавила тех, кто не успел убежать, но их и так уже сбило с ног взрывной волной, обожгло, обварило паром, который поднялся высоким столбом над израненным дредноутом. Смяв леера, труба вывалилась за борт и медленно стала погружаться.
— Попадание в «Зейдлиц», — доложил пилот гидроплана.
Канониры носовой пушки «Измаила» ликовали.
Следом дали залпы, каждый всего из двух орудий, дредноуты «Суворов», «Кутузов» и «Александр Невский».
«Зейдлиц» весь задрожал, как боксер, который, получая страшные удары на ринге, почти теряя сознание, какими-то усилиями все еще остается на ногах и не падает. Из разбитых бровей и носа у него течет кровь, заливая лицо, но он все стоит, хотя глаза его закатываются, а мозг почти не воспринимает реальность. Она мутная, точно в тумане. На дредноуте добрую половину команды отправили на берег, да и потери от предыдущих обстрелов были велики. С огнем бороться было почти некому.
— Накрытие. «Зейдлиц» — два попадания. Носовая и кормовая башни. «Фон дер Танне» — одно попадание. Центр ниже ватерлинии, — передавал пилот, — три промаха.
Кто уж тут попал, кто промахнулся — не разберешь.
— Ну что же, на этом пока все. Стрельба неплохая, — подытожил Эссен, — передавайте, что, если через двадцать минут ультиматум не будет принят, мы обстреляем их из всех своих орудий.
В трюмах «Фон дер Танне» моряки по грудь в соленой холодной воде и в полной темноте подводили пластырь к пробоине, рядом плавали обезображенные взрывом трупы. Их отпихивали оледенелыми, почти бесчувственными руками, чтобы не мешали работать, но пенящиеся, чуть красноватые потоки воды раз за разом бросали мертвецов на живых. Где-то за переборками бушевал огонь, шипел, когда до него добиралась вода и слизывала его языки.
— Что в бухте? — осведомился Эссен.
— С гидропланом нет связи, — доложили ему.
— Запасов топлива ему хватило бы, чтобы долететь до Либавы, и в небесах он мог кружить еще часов пять. Очевидно, германцы как-то смогли сбить гидроплан.