Кофе остыл. Ужин закончился. Было поздно. Когда они поднялись по лестнице, Труит осторожно спросил, не желает ли Кэтрин спать в своей комнате.
— С чего вдруг?
— Возможно, ты устала после путешествия.
— Ты ведь мой муж.
Возле кровати на тумбочке стоял стакан с водой, привет от миссис Ларсен. Ральф скрылся в ванной, дав жене время переодеться, там встал на колени и прижался лбом к холодному комоду, остужая жар. Затем вернулся в спальню, снял одежду и аккуратно сложил ее, чтобы миссис Ларсен о ней позаботилась. Обернувшись к кровати, Ральф изумился: его тронуло, что Кэтрин впервые легла в постель обнаженной, она поджидала его, понимала его потребность.
Ральф занялся любовью со страстью, которая удивила его самого. По спине и груди стекали ручейки пота. Он прижимался губами к губам жены, держал ладонь на мягком изгибе ее бедра. Его пальцы были повсюду. Секс с ней напоминал купание в теплой воде. Кэтрин была уступчивой и предупредительной, не брала на себя инициативу. Он радовался, что доставляет ей удовольствие. Чувствовал собственную активность, страсть, пот, способность к управлению ощущениями женщины. Под конец он превратился в чистое движение, чистое желание и позабыл о своем теле, о бизнесе и даже о лице и теле жены, пока его тело, его потребность и его немое горе не стали единственными значимыми вещами на свете. Слушая тихий стон Кэтрин, он на мгновение, на единственное мгновение, испытал удовлетворение. Дышал он медленно и глубоко его руки успокоились, страсти развеялись. Он улегся на нее всем своим весом. Отвел с ее лба прядь волос.
— Спасибо, — произнес он.
Кэтрин отвернула голову и ничего не ответила. Он понял, что не надо было этого говорить. Эти слова много лет назад он обращал к развратным женщинам в гостиничных номерах. Это было не то, что он хотел сказать. Он хотел сказать, что его сердце разбито, и его нельзя восстановить и утешить. Осталось лишь горе да гнев, позволявший держаться. Но Ральф Труит не мог так открыться, это было не в его характере. Поэтому он поблагодарил ее и тут же пожалел об этом, пожалел и о слезах, не пролитых по сыну. Ему бы заплакать. Но, не уронив в жизни ни слезинки, он и сейчас не мог заплакать. Ни по себе. Ни по Антонио. Ни по жене, которой придется нести ужасное бремя — человека, которым он станет. Она уснет подле него, она все узнает, станет беспомощной, и он возненавидит ее за эту беспомощность.
Его, конечно же, накрыла тоска по мальчику, который даже не был его плотью и кровью. Ральф удивлялся: почему сейчас, рядом с женой, под крышей собственного дома, ему так хочется снова обрести Энди. Просто он так долго лелеял эту мечту, и ничто не могло ее заменить, ничто не могло восполнить его потерю. Этот мальчик, ребенок, которого он предал, которого возможно, полюбил, ушел, но ведь мог и вернуться, как когда-то вернулся сам Труит. Здесь Тони мог бы заняться бизнесом, научиться делу и способам управления людьми, которые работали на Ральфа. Познакомился бы с их жизнью, их трудностями, их маленькими победами. Антонио. Энди. Тони Моретти. Незнакомец ставший красивым беззаботным мужчиной. Ральф пытался его представить. Вообразить того, кого не знал, кого когда-то избивал. Сына первой жены. Его блудного сына, для которого двери дома распахнуты.