— Штабисты разработали неплохую, на мой взгляд, маскирующую операцию, — сказал генерал. — Поскольку…
Он остановился, повернул голову — и оба офицера уставились в ту же сторону. Совсем неподалеку, возле длинного здания электростанции, ударил револьверный выстрел. Топотали сапоги, доносились крики, пронеслись двое всадников из мобильного патруля.
Генерал почти бегом направился туда, и Баташов с Савельевым кинулись следом. Кажется, они успели аккурат к финалу…
— Что происходит? — рыкнул генерал непререкаемым командным тоном. — Смолярчук!
К нему подскочил плотный усатый унтер с непокрытой головой, взлохмаченный. На правой щеке у него кровила длинная косая царапина, лицо искажено яростным азартом.
Дверь распахнулась, из нее выволокли человека в офицерской форме с серебряными погонами, ничуть не сопротивлявшегося, словно обмякшего. Рядом с тащившими шел комендант с бледным отчаянным лицом, держа пистолет в опущенной руке.
— Так что, ваше превосходительство, вот… — унтер обеими руками прижимал к груди четыре больших черных шара с блестящими колечками сверху (поручик их узнал — именно такими гранатами сожгли на окраине Петербурга захваченный альвами наблюдательный пункт). — Их благородие инженер-капитан Сухарев хотели «Горынычами» электростанцию поджечь… Задержаны внутренним караулом. Бурякова они успели из пистолета насмерть…
— Где он взял гранаты? — рявкнул генерал.
Комендант подбежал, далеко опережая волочивших инженера солдат, взял под козырек рукой с пистолетом, не замечая столь вопиющей промашки. Опомнился, когда дулом перекосил на голове собственную фуражку. Губы у него прыгали:
— Самое вероятное, ваше превосходительство, взял из ящика на второй площадке. Там как раз принесли боевые припасы для десантного отряда. Часовой прежде там не выставлялся, уставом не было предусмотрено.
— Следовательно, надо внести изменения, — глухо промолвил генерал. — Давайте его сюда. Что все это означает, Сухарев?
Бледный человек с серебряными погонами инженер-капитана поднял голову. Он словно бы опомнился, утвердился на ногах, и на его лице не было ни раскаяния, ни смущения…
— Вы что, не понимаете? — выкрикнул он с легонькими нотками истерики. — Не будет ни Первой мировой, ни Второй. Не будет концлагерей. Миллионы живы, понятно вам, генерал? Они не погибнут, они живы! Миллионы! Это того стоит, как вы…
— Комендант! — не слушая далее отчеканил генерал. Его лицо казалось высеченным из камня. — Возьмите отделение солдат, отведите куда-нибудь к стене. Расстрелять.
Оцепенело на него таращась, комендант не двигался. Генерал протянул: