К чему такая спешка? А к тому, что в момент моего просвистывания из одного номера в другой со стороны лестницы уже слышались шаги и голоса. Возмущенный – мадам Гранье, и раздраженный – старшего ажана.
Ну вот, снова принялись избивать многострадальную дверь! Как тут мыслить хладнокровно, как? А надо.
Я распахнула дверь в ванную, чтобы шум воды был слышен всем желающим, и капризным голосом прохныкала по-английски:
– Ну кто там еще?
– Мадемуазель Ярцефф, откройте! Это полиция!
– Сколько можно?! – Так, продолжаем искать. – Вы ведь были уже сегодня!
– У нас ордер на обыск!
– Какой еще обыск? По какому праву? Наш адвокат…
– Все строго в соответствии с законом, мадемуазель Ярцефф, открывайте!
– Не могу!
– Тогда мы войдем сами!
– С ума сошли, я ведь голая!
– То есть?
– Душ принимала!
– Одевайтесь, и побыстрее!
За время этой милой беседы я успела обшарить практически всю комнату – ничего. Ничего чужого, только мои вещи. Но должно что-то быть, должно, я чувствую!
Я вернулась в ванную, выключила воду и задумчиво осмотрелась. Раз ничего нет в комнате, значит, должно быть здесь. Но где, тут и прятать особо негде. Шампуни, гели для душа, полотенца, халаты…
Стоп! А откуда в корзине для использованного белья два больших полотенца? Я ведь утром душ не успела принять, должно быть, одно вчерашнее.
Я выхватила из корзины слегка влажную махровую ткань, на которой виднелись едва заметные розоватые разводы (не сомневаюсь, что экспертиза установит – это следы крови несчастной Фло, которые пытался смыть убийца), и метнулась к окну, проорав на ходу: «Минуточку! Я уже почти готова!»
Насколько я успела заметить, девичий виноград, укутавший все здание отеля, возле моего окна лежал плотной вьющейся стеной. Вот туда, под туго сплетенные ветки я и затолкала полотенце.
И, тщательно закрыв окно, направилась к входной двери.
Свинячить в моем номере я господам полицейским не позволила, поэтому обыск занял гораздо больше времени, чем они предполагали. Да еще и я не собиралась облегчать воинам правопорядка жизнь, вынося им (во всяком случае, тем, кто понимал английский) мозг своими придирками и комментариями. Мадам Гранье едва сдерживала улыбку, а старший коп, носивший, как оказалось, гордое (но очень похожее на чих) имя Поль Пфальц, к концу перформанса приобрел пикантный оттенок свеклы.
– Вы закончили? – склочным тоном поинтересовалась я.
– Да, – сухо кивнул Пфальц и направился к двери.
– Минуточку! Куда это вы? Теперь моя очередь.
– Простите? – По свекле в сторону курчавой нашлепки, по недоразумению именовавшейся прической, поползли две мохнатые черные гусеницы.