Из гладильной рекреация вновь превратилась в кабинет: я села расписывать окончательный сценарий выступления, вытанцевавшийся утром на пляже. Сценка получалась не такой уж бессмысленной, как она выглядела поначалу, и даже главный посыл сказки — вместе мы сила — не затерялся среди калейдоскопа вставных персонажей и сцен.
Поток стремительно несся к концу, утекали сквозь пальцы последние дни. Я писала, подглядывая в окно наладонника, вносила окончательные исправления в сценарий, и думала, что в эти оставшиеся несколько дней вряд ли случится что-нибудь еще. А потом дети уедут, прибудет новый поток, я попрошусь в отряд к другим воспитателям, и конфликт, полыхавший так ярко, затухнет, лишившись последней подпитки. Только мысль о скором расставании оседала на сердце тихой грустью…
На вечернем море мы отточили выступление окончательно. Паша успокоился вроде бы и, кажется, вел себя как обычно, хотя я продолжала присматриваться к нему. Но когда в свободное время перед ужином мы прошли в беседку, чтобы готовить декорации и костюмы, он не дурачился уже в каком-то отчаянном кураже, а серьезно работал, разрезая ножницами плотный картон, склеивая части грядки, на которой собирался сидеть, пока его не выдернут за руки вон, нашивая на низ своей желтой майки мелкие зеленые бумажные листики, обозначающие травку, среди которой растет репка.
К ужину были готовы все костюмы и почти все декорации. Мы так и оставили их в беседке, уходя, чтобы вечером, перед отходом ко сну, доработать еще немного.
После ужина ребята принялись привычно готовиться к дискотеке, и на этот раз я присоединилась к ним. Смущаясь немного, надела выглаженное платье и застегнула на ногах босоножки. Взяв косметичку, прошла в рекреацию, где девчонки уже оккупировали зеркала.
"Ух ты! Татьяна Сергеевна! Вот это да!" — загалдели они наперебой, чем окончательно вогнали меня в краску.
— Я сейчас! — воскликнула Марина, и убежала в спальню.
Подойдя к зеркалу, я подвела глаза, нанесла тушь и чуть тронула помадой губы. Марина примчалась обратно, держа в одной руке свою неизменную щетку, в другой — лак для волос. Её рот был полон невидимок и шпилек. Она повелительно кивнула мне на пластиковый стул, и я послушно села.
Тщательно расчесав меня, Марина сделала одно плавное движение щеткой, поднимая волосы наверх, я почувствовала, как она закрепляет их там, потом, тонкой ручкой чьей-то расчески высвобождает несколько прядей.
Посмотрев на меня ан фас, Марина прикрыла мои глаза своей ладонью и довершила начатое, сбрызнув все лаком.
— Готово, — сказала она, отходя в сторону, и осматривая меня удовлетворенно.