Многознатец покачивает головой, лицом выражая иронию. Он уже полностью владеет собой и ситуацией.
— Вы впустую время тратите, мое и свое. А у меня ведь много работы. Вы сами признаёте, что не нашли того, кто убил Менделе. При всем моем уважении, почему бы вам не обеспокоиться этой задачей и не оставить меня в покое? Поймайте того, кто подойдет на роль убийцы, и я расскажу вам все, что знаю о Литваке, а в настоящий момент я вполне официально и во веки веков ничего о нем не знаю.
— Нет, так не пойдет, — возражает Ландсман.
— Ладно, — говорит Бина.
— Ладно! — откликается Цимбалист.
— Ладно? — уставился на Бину Ландсман.
— Мы добываем того, кто убил Менделя Шпильмана, — говорит Бина, — и вы даете нам информацию — полезную информацию — об исчезновении Литвака. Если он еще жив, вы выдаете мне его.
— Договорились, — припечатывает Цимбалист и вытягивает вперед сухую ветвь правой руки, всю в когтях, пятнах и костяшках.
Бина трясет конечность старца, ее телодвижение повторяет ошеломленный Ландсман. Он следует за Биной к машине. Шок его углубляется, когда он обнаруживает, что Бина плачет. Слезы ее не той природы, что уже высохшие слезы Цимбалиста. Ее слезы — пена ярости.
— Мне не верится, что я проделала это, — бормочет она, поднося к глазам очередной платочек из своих неисчерпаемых запасов. — Все это должен был сделать ты.
— Всех вокруг меня одолевает эта проблема. Они вдруг поступают, как я.
— Мы полицейские. Мы должны соблюдать и поддерживать закон.
— Люди — книги. Как по писанному.
— Иди ты в ж…
— Давай, вернемся да скрутим его. Вполне законно. Кабель из туннеля — чем не улика? Можем помариновать для начала.
Бина покачивает головой. Бакалавр торчит ложным масленком среди масляных пятен на мостовой. Он забыл про тряпки, подтягивает штаны и впитывает происходящее. Ландсман решает, что пора смываться. Он впервые за три года обнимает Бину рукою и ведет к машине, обходит капот и влезает за баранку.
— Закон… — шепчет она. — Я представления не имею, что это такое. Какой теперь закон…
Они сидят в машине, Ландсман борется с вечной проблемой детектива: констатировать очевидное.
— Мне эта новая Бина в какой-то мере импонирует, — нарушает он молчание. — Смею, однако, заметить, что по Шпильману у нас вообще ничего. Ни свидетелей, ни подозреваемого.
— Значит, ты и твой напарник должны доставить мне подозреваемого. Понятно?
— Так точно, мэм.
— Поехали.
Он включает зажигание, тянет руку к рычагу.
— Постой, — настораживается Бина. — Это еще что?
Через площадь, у восточного фасада дома ребе, останавливается большой черный лимузин, выплевывает двоих Рудашевских. Один топает к заднему люку лимузина, открывает его. Другой, сложив руки за спиной, чего-то ждет. Еще двое Рудашевских появляются из дома с сотней кубометров весело раскрашенного театрально-бутафорского багажа. Весьма ловко, не обращая внимания на законы физики и теоремы эвклидовой геометрии, четверо Рудашевских умудряются всунуть в люк все рундуки, тюки и сундуки. Закрылся задний люк, и тут же открывается дом ребе; существенная часть его, окутанная в нежный пух альпака, отваливается в направлении черного лимузина. Вербоверский ребе нисходит на грешную землю, не поворачивая головы, не глядя на воссозданный и покидаемый им мир. Он доверяет свою особу Рудашевским, которые складывают его, вкупе с тростями, на заднее сиденье лимузина. Объединившись со своей поклажей, старый еврей отбывает.