Мы стоим, с узелками за спиной, готовые к выходу. На Зейдлице прекрасные сапоги Позека.
– Ну, Бланк, – говорю я, – выше голову! И думай иногда о том, что я тебе как-то сказал!
Он опускает взгляд и сглатывает.
– Да, – говорит он, – я постараюсь, фенрих! Но заходите к нам иногда! – просительно добавляет он.
– Часто, как только смогу!
Брюнн даже не шевелится, когда я подхожу к его нарам.
– Брюнн, – сердечно говорю я, – возьмите себя все-таки в руки! Подумайте о своей жене, о родине! Рано или поздно вы вернетесь домой и тогда получите награду за все это! Но ведь вы уже не будете способны к нормальным интимным отношениям, если не перестанете катиться по наклонной. Стисните же зубы…
– Советы давать легче всего, юнкер, – насмешливо говорит он. – Но вы всегда были мне симпатичнее всех из этого сброда. И я знаю, что вы искренне желаете мне добра. И потому я проглочу это. Но приберегите советы на будущее. Я здесь иду на дно, так лучше с музыкой… Вот сейчас вы снова пойдете к благородным господам, – немного помолчав, продолжает он. – Ну, желаю повеселиться! Пришлите мне как-нибудь сюда офицерскую шлюху, когда насытитесь! Ах да, недельки через четыре вы о нас и думать забудете! Боже, какое нам до всего дело… Мы все равно сдохнем – со священником или без…
Я закусил губу. «Как этот человек изменился!» – мелькает у меня в голове. Как его изнурил этот последний год! Я собираюсь еще что-то сказать, когда Под подает мне знак глазами: оставь его, все бесполезно…
Прощание с Артистом короткое и приятное.
– Всего доброго! – бодро говорит он. – И не забывайте фокусы и троекратное «эйн-цвей-дрей»! В жизни никогда не знаешь, как оно обернется!
Оба баварца вытягиваются по-военному, пятки вместе носки врозь, руки по швам.
– Что это с вами? – улыбаюсь я.
– Извините, – начинает Головастик, – часто мы общались с вами без субординации…
– Вот как? Да, но почему же?
– Ах… да потому, что вы совсем другой, чем большинство фенрихов…
– А что же теперь?
– А теперь, – добавляет Баварец, – теперь мы желаем вам, господин фенрих, всего самого наилучшего и просим не забывать нас, двоих баварцев!
Когда мы входим в комнату для младших офицеров, в первый момент не замечаем ничего, кроме двух десятков железных коек и стольких же людей в полевой форме. Артиллерист, сидящий на койке у двери, сразу же встает.
– Вы двое новеньких из лагеря для нижних чинов? – спрашивает он. Это фенрих, которого я заметил еще при нашем вступлении в лагерь, – по нему заметно, что он искренне рад. – Зальтин рассказывал мне о вас. Мое имя Ольферт, фенрих…