Маленький продувной егерь с соседних нар ежедневно в качестве подсобного рабочего на пару часов ходит в квартиры русских офицеров. Почти всегда, когда возвращается, он до мельчайшей подробности рассказывает товарищам обо всем, что видел. Он говорит с чувством благоговейного удивления, что на этой земле есть еще и такая жизнь.
– И они едят за столом, накрытым белой скатертью? – спрашивает один банковский служащий.
– Конечно, – говорит егерь.
– А потом он удобно устраивается в кресле и курит толстенную сигару, да? – продолжает выспрашивать учитель.
– Конечно, – продолжает егерь. – И с золотым ободком! А потом кофе…
– Кофе? Самый настоящий кофе?! – восклицают трое-четверо.
– Разумеется, в чашках. Правда, маленьких.
– Ага! – говорит банковский служащий. – Кофейные чашечки, знаю… Тончайшего фарфора, верно?
– Да, – хвастает егерь, – такие тонкие, что я их едва мог взять в руки! От запаха у меня просто голова кругом…
Все погружаются в мечты…
Этот егерь, его зовут Клоп, нередко приносит с работы пакет со жратвой. То ли ее ему дают эти русские парни, то ли он ее тибрит? Впрочем, никто не видел, чтобы он с кем-нибудь делился. Нет, он сжирает все, даже если жратвы слишком много, в одиночку, но, поскольку его ослабевший желудок не в состоянии переваривать жирную еду, через короткое время он все извергает обратно. И каждый вечер одна и та же картина: он пожирает, как волк, и отрыгивает, как пеликан…
Я нередко замечаю, как Под влажными глазами смотрит на эти остатки. И часто слышу, как он бормочет:
– Видели такого жадного пса?..
– Послушай, – однажды говорю я ему, – ты не мог бы как-нибудь купить мне кусок мыла? И зубную щетку?
– Могу, – говорит Клоп, – но это дорого…
Я даю ему достаточно денег. Но ему их все равно не хватает – у него цены аптекаря.
– Видите ли, война… – говорит он с сожалением. – Цены растут…
Да, он тот еще мошенник! Но главное то, что у меня снова есть мыло. И зубная щетка! Теперь, по крайней мере, мне не нужно будет ежедневно по полчаса тереть голыми пальцами зубы, чтобы хоть как-то сохранить их.
День ото дня мы видим развитие тех уз дружбы, которые сложились в первые дни в Тоцком, но которые в результате растущего изнурения все больше ослаблялись. В покое и тепле этого лагеря, похоже, они растут как грибы…
Что некоторые военнопленные ходят под ручку, уже не в диковинку. Теперь они сидят друг у друга на коленях. По ночам я нередко слышу перешептывание и звуки с соседних нар, смысла которых не понимаю, но странным образом напоминающие те, которые слышал в нашем вагоне в ту ночь, когда девочка-беженка оставалась у нас…