Я не узнавал голоса Эдит в этом капризном плаксивом тоне. Ей ответил хрипловатый баритон:
— Не волнуйтесь, моя дорогая. Пока вы со мной, вам не угрожает никакая опасность. Служба СС гарантирует вам это.
— Ульрих, но почему мы не можем уехать, почему не бросить этот страшный город, ведь по вашему совету я уже продала имение в Раушене, а этот особняк, в конце концов, можно просто бросить…
— Но мой долг, дорогая… — проговорил гость.
— Ах, долг! — перебила его Эдит. — Вы просто не любите меня.
— Нет, моя дорогая, вы сами знаете, как я люблю вас. И сейчас я докажу это, — решительно сказал тот, кого звали Ульрихом. — Скажите, где вы держите ваши деньги?
— Деньги?.. — в голосе Эдит зазвучала растерянность. — Здесь, в имперском восточно-прусском банке, в Риме, в национальном банке в Берлине…
— Вы должны немедленно закрыть все счета в этих банках и перевести деньги в аргентинский банк. Еще не поздно.
— Ульрих… Какой ужас! Вы меня пугаете. Что это значит?
— Это значит, моя радость, что вам я открываю государственную тайну. Есть директива моего высокого шефа и друга, доктора Гиммлера, о тайном укрытии всех ценностей империи, об уходе в подполье виднейших деятелей. Это значит — мы готовимся к поражению в войне. К поражению… Но мы еще вернемся, мы восстанем из пепла, как Феникс!
И, переходя от патетического тона к деловому, собеседник Эдит закончил:
— Вот поэтому и нам надо подумать о своих делах. Я заготовил доверенность на свое имя для ведения всех ваших дел, так что вам ни о чем не придется беспокоиться. Вот бумага, вот перо…
— Ах, все, что угодно, Ульрих! Какой ужас, какой ужас!.. Но сегодня мы едем в Кристалл-Палас, да? Я уже готова.
— Мне очень жаль, дорогая, но именно сегодня я не смогу. Завтра ко мне приезжает важный гость, и я должен вечером и часть ночи поработать, чтобы встретить его. А после этой встречи мы с вами свободны, как птицы.
— Правда? Значит, послезавтра мы уезжаем?! — воскликнула Эдит.
— Правда, радость моя. А теперь мы распрощаемся. Раздался звук поцелуя, и тяжелые шаги заскрипели по лестнице.
С сильно бьющимся сердцем, мучаясь и ругая себя за глупую и нелепую ревность, я осторожно вышел из тайника. Эдит неподвижно сидела на диване. На лице ее я прочел огромную внутреннюю собранность, сосредоточенность, она мельком взглянула на меня, кивнула на кресло и продолжала обдумывать, должно быть, что-то очень важное. Потом, внезапно подняв голову и пристально посмотрев на меня, она вдруг спросила:
— О чем вы думаете сейчас, Саша?
От этого неожиданного обращения я растерялся и вдруг выпалил совсем не то, что надо было сказать.