Потом мы встретились с ним в Будапеште на большом американском конгрессе по случаю вельветовых революций. Мы много ходили вместе, с ним и с Михником — американцам это не нравилось. Я записал нашу длинную беседу втроем в «Хилтоне» о Европе и России, было интересно — привез в Россию. Никто не хотел печатать. Кассета потерялась в какой-то либеральной газете.
Незадолго до смерти Милош передал мне свое пожелание, чтобы я написал о его книге. Чтобы поработить разум, нужно его иметь. Такой вот крепкий философский разум, который не боится ни Канта, ни Маркса. Безумие поработить невозможно.
Злая куколка Нового Орлеана
Случись мне быть американским писателем, я бы жил в Новом Орлеане. Где еще? Писатель — охотник за призраками. Питается чертовщиной. Америка же сопротивляется всему непонятному. Она просветит тебя насквозь. Нью-Йорк, конечно, мог бы стать моим запасным аэродромом — там свои лабиринты. Но стерильные города Новой Англии, бездарный Вашингтон, тоскливый Средний Запад, парниковая Флорида, хваленая Калифорния — все это одинаковые бифштексы за девятнадцать долларов и девяносто пять центов ($19,95 — смотри меню) из невкусного мяса, которым тебя накормят в очередном ресторане. От такой Америки хочется бежать, хоть в Интернет. И вот на фоне демократического однообразия, от которого ноют зубы, возникает устье Миссисипи — садок аллигаторов, край лупоглазых смеющихся негров, плавучих казино и элегантных белых женщин, которые носят яркие платья, развевающиеся на ветру. Не Америка, а мираж с ядовито-ярким коктейлем. Выпьешь его, и перед глазами встанет большой город чугунных балконов и разноцветных домов. Это не имитация жизни, а поднебесный ночной клуб с разрывными звуками саксофона, белыми расстегнутыми рубашками, сексуальным томлением тела. Солнечное утро, полное птиц и звона колоколов, встречай в уличном Café du monde с широкой чашкой настоящего «кафе о лэ». Не поехать ли нам сегодня на старое кладбище?
Покойники висят в воздухе в мраморных надгробиях. Тебя ведут поклониться культовой могиле королевы Вуду. Могила обсыпана мелкими монетами.
— Причем здесь эта королева?
— Пятнадцать процентов новоорлеанцев практикуют Вуду.
В центральной вудунской аптеке можно купить воскресительный крем. Тебе это надо? Так что, у вас по улицам бегают зомби? Милый городок, где бегают зомби, обмазанные воскресительным кремом! Меня ведут в храм Вуду, который для отвода глаз закамуфлирован под музей. На выходе из него, слегка ошарашенный, я покупаю женскую куколку Вуду, прямо скажем, с нехорошим лицом. Что значит: нехорошим? Ну, между нами, злым. Во всяком случае, очень запоминающимся лицом. До сих пор ее помню. Куколка жила у меня в квартире в Москве. В шкафу с книгами. Вместе с пастью аллигатора из Миссисипи. Из того же псевдомузея. Аллигатор тоже был не очень добр: с открытой перекошенной пастью. Зачем я его купил? Я показывал его друзьям, и они говорили: какой-то он странный. Навез ты всякой дряни из Нового Орлеана… Потом домашние втайне от меня снесли куколку на помойку, выбросили в дворовый мусорный контейнер. Как же вы, не спросясь меня, ее выбросили? Я был встревожен. Я не сказал домашним, что в Новом Орлеане мне категорически запретили ее выбрасывать на помойку. Но у нее же злое лицо! Да, но ее нельзя выбрасывать! Вскоре я перестал жить в той квартире. Твое влияние — Новый Орлеан. А на старом кладбище я спросил: