Сознательные противники и сторонники мата порой сходятся в том, что мат нельзя растабуировать. Противники боятся деградации общества. Сторонники беспокоятся, что легализация мата снимет напряжение и ослабит возможности русского языка. Если мат станет ругательством типа «черт возьми!», он потеряет свои экспрессивные и изобразительные функции.
— Тогда, — сказал Баранов, — мы потеряем феномен русского мата, получим обычную ругательную лексику, аналогичную той, которая есть в европейских языках. Хотелось бы сохранить напряженность матерной лексики. Запрет должен быть сохранен. Другое дело, когда писатели, и вы в том числе, используют в произведениях матерную лексику — это ваше право. Но в СМИ мат употребляться не должен.
Шнуров, напротив, считает, что запрещать — глупость:
— Я думаю, что будет то же самое, как со всеми американизмами, которые сейчас процветают в русском языке: они куда-то денутся. Просто не будет еще одной закрытой темы. Об этом будут говорить свободно и спокойно. Как мы, группа «Ленинград», это делаем сейчас.
Мат уже победил. Однако победивший мат слишком привык к подпольной жизни, его победа может стать для него смертельной. Мы присутствуем при последних судорогах мата?
Блядь, как же мы будем тогда ругаться!
Попытки запрета мата — это одновременно и попытки его реабилитации в форме сакральных сил. Русское подсознание все еще заражено и засорено непереваренным агрессивным матом. Поскольку это хамство, это бескультурье в России изживается медленно, мат получает историческую отсрочку. Он скроется в предместья больших городов, уйдет в провинцию, сохранится в деревне. Суздальские юнцы долговечны. Но то, что мат уже не является основным лозунгом столичных заборов, кабин лифтов и дверей общественных туалетов, говорит о реальном ослаблении его священной функции.
Окультуренный мат, дозволенный в художественном тексте, Интернете, не больше, чем имитация мата, девальвация его разрушительных возможностей. Он стерт, как старая монета. Но сохранение архаического пласта ненормативного языка под запретом — тормоз для развития русского самосознания. Лучше пожертвовать магическим матом, чем шансом вырваться из-под воздействия речевого шаманизма.
В новом поколении «продвинутой» молодежи (это — антиподы суздальских юнцов) произошло два основных нарушения матерного кода. Во-первых (если оставить в стороне карнавальный матерный фольклор и былых элитных матерщинниц), мат перестал быть принадлежностью мужской массовой культуры. До этого мат был привилегией дружеских застолий, мужских бань, спортивных и армейских клубов. Почти все московские таксисты матерились, но, когда к ним садилась женщина, они затыкались. Русские считали, что, «когда женщина говорит матом, у Христа открываются раны». Либерализация мата привела к тому, что в середине 1990-х годов очаровательные девушки, сломав антиженский импульс мата, стали сами употреблять мат как острую приправу к своему бытовому дискурсу. Из грязного языка алкоголичек и проституток мат превратился в шикарный, как у дворян, языковой довесок.