Доля отцовская (Болдырева) - страница 29

Съехав с тракта под специально установленные тенты — для желающих перекусить в уютной тени или же для тех, кого ночь застала в дороге, — мы устроились на небольшой привал.

Роланд — так обозвала груду оживших железок начитавшаяся рыцарских романов Юльтиниэль — также спешился, устроившись рядом с дочкой. Доспех оказался на удивление молчалив. Только вот прыгал вокруг своей хозяйки, как маленький восторженный щенок. Квер философски заметил, что такой помощник в дороге очень пригодится. Не ест, не спит, быстр, силен — в общем, идеальный телохранитель. Подумав, я согласился с лейтенантом. Только вот боюсь, жители окрестных деревень быстро узнают своего рыцаря. Да впрочем, что зря нервы себе трепать заранее? Что будет, то будет.

Я покосился на большой кусок вяленого мяса, который уютно устроился на куске хлеба и другим таким же куском был прикрыт, чтобы было вкуснее и сытнее. Справа расположилась громко хрустевшая яблоком Маришка. Причем сидела она как-то подозрительно близко и хрустела тоже странно громко. Так. Все ясно, начинается паранойя. Я постарался незаметно отодвинуться в другую сторону и столкнулся с голодным взглядом Юльтиниэль, которая глядела на мой бутерброд с совершенно определенными намереньями: отобрать и съесть, оставив папу голодным.

Ладно, если со своими страхами я могу разобраться попозже, то бутерброд ждать не станет. Поэтому, недолго думая, я откусил настоящее произведение искусства с кружевной оборкой салатных листьев по краям. Бутерброд сделал подлость, подсунув мне только хлеб и салатный лист. Мясо, издеваясь, выглянуло с другой стороны. Так, я вроде не собирался становиться вегетарианцем? Осторожно вернув мясо на место, я с удовольствием продолжил трапезу. Юльтиниэль печально вздохнула. Не дочь — троглодит какой-то. Хотя если вспомнить, сколько всегда ела Лареллин, поражая всех нещадным истреблением продуктов (как все помещалось в миниатюрную женщину?), было ясно, что доченька пошла в маму. Тут бутерброд попытался спастись бегством, развалившись на две неравные части. Ту, что больше, я, подумав, все-таки протянул Юльтиниэль. Дочка благодарно улыбнулась и вцепилась в угощение крепкими зубками.

— Госпожа, — прогудел Роланд, посмотрев на солнце, — чтобы успеть до заката, нам нужно заканчивать привал.

А действительно, доспех прав. Пора отправляться дальше. Вон нас насколько обоз успел обогнать — пыль виднеется далеко-далеко, словно купцы надеются догнать солнце и по нему вскарабкаться на небосвод. Так что спасибо этому дому, а мы к деревне.

Успели аккурат перед закрытием. Стражники, увидев пять фигурок в начавших сгущаться сумерках, специально повременили с закрытием ворот. Это на теплом безопасном юге не принято обносить дубовым забором деревни и села и закрывать ворота на ночь. Там такое только в городах. А у нас каждая деревня как отдельный город. Первое правило: закрывай ворота, если жить хочешь. И дела нет, что последние девятнадцать лет ничего не происходило. Говорят, до этого случалось и такое — нерадивые стражники забывали закрывать ворота, всего на пять минут после захода солнца опаздывали, а с утра путник какой подъедет, уже живого никого нет. Словно люди, нелюди, собаки, кошки, скотина, даже крысы просто ушли, оставив все на своих местах. Ни следов, ни даже крови… Это теперь тенты по обочинам тракта натянули, вольности разрешили: что можно подождать припозднившихся путников и путешественникам позволить себе задержаться. А еще двадцать лет назад остаться ночью одному за спасительным забором было равнозначно самоубийству.