Уоррен побледнел.
— Я об этом не подумал.
Сестра Верна нервно сплела пальцы.
— Мы что-нибудь придумаем. Надеюсь, Создатель укажет нам путь.
— Быть может, нам стоит найти Ричарда и попросить его о помощи, как в тот раз? Он избавил нас хотя бы от этих шести сестер Тьмы. Вряд ли они когда-нибудь посмеют вернуться. Ричард здорово их напугал.
— Ну да — только при этом аббатиса была ранена, а потом и умерла. Вместе с Натаном, — напомнила Верна. — Смерть идет с Ричардом рука об руку.
— Но не потому, что он приводит ее, — возразил Уоррен. — Ричард — боевой чародей. Он сражается за правое дело, ради всех, кто живет на земле. Если бы он не сделал того, что должен был сделать, аббатиса и Натан все равно погибли бы — и это было бы только начало долгой цепочки смертей и разрушений.
Верна взяла Уоррена за руку и произнесла более мягко:
— Конечно, ты прав. Мы все в огромном долгу перед Ричардом. Но нуждаться в нем и найти его — разные вещи. Тому свидетельство — мои морщины. — Сестра Верна отпустила руку волшебника. — К тому же сомневаюсь, что мы можем доверять кому-то еще, кроме друг друга. Но мы непременно что-нибудь придумаем.
Уоррен мрачно взглянул на нее:
— Да уж, следует постараться. Дело в том, что в пророчествах говорится: зловещие события произойдут с приходом следующей аббатисы.
В Танимуре их опять оглушил барабанный бой. Гулкие низкие равномерные удары проникали, казалось, в самую душу. Они не замолкали ни на минуту, и это действовало на нервы — но, как предполагала сестра Верна, так и было задумано.
Барабанщики в сопровождении охраны прибыли за три дня до смерти аббатисы и расставили свои огромные барабаны по периметру города. И как только барабанный бой начался, он уже более не смолкал. Барабанщики сменялись возле барабанов, поэтому они гремели и ночью, и днем.
От этого грохота все были готовы сойти с ума. Люди сделались нервными и раздражительными, не слышалось обычного смеха, гомона, шума толпы. Все ходили мрачные и тихие.
В окрестностях города приезжие не высовывались из своих палаток. Стихли громкие разговоры, замерла торговля, не видно было дыма костров. Лавочники не зазывали покупателей, а молча стояли в дверях своих лавок или с кислыми лицами сидели за прилавками. А редкие покупатели быстренько брали то, что им нужно, и уходили, не задерживаясь ни на одну лишнюю секунду. Детишки не выпускали из рук материнский подол и лишь испуганно стреляли глазенками по сторонам. Мужчины, которые прежде азартно и шумно играли в кости, теперь хмуро стояли у стен своих домов, ни с кем не заговаривая.