Как только центурия благополучно выбралась из деревни, Вителлий пришпорил коня и поскакал вверх по склону к Макрону.
— Что, разрази вас Юпитер, здесь происходит? — сердито выкрикнул он, осаживая нервно всхрапывающего гнедого. — Где остальные бойцы?
— Квадр строит их на дороге, командир, — отчеканил Макрон.
— Зачем? Испугался кучки грязных варваров? Сейчас я верну когорту обратно, и мы спалим вонючую деревеньку дотла!
— Командир! — прервал трибуна Макрон. — Взгляни для начала на обстановку?
— Что? Куда?
— Туда, командир.
Вителлий обернулся в седле и на какое-то время оцепенел, завидев лавину германцев. Присмотревшись к неудержимо катящемуся от дальнего леса потоку, он побледнел, осознав в одно мгновение то, что успели уже уразуметь командиры резерва: при таком соотношении сил надежд на победу у римлян практически нет.
— Дистанция между нами и ними пока еще достаточно велика. Пожалуй, выставив арьергард, мы сумеем добраться до леса, а там нас взять будет много трудней.
— Полагаю, командир, Квадр имел в виду именно это, когда стал сворачивать наших.
— Хорошо. Ты останешься здесь. Когда первая центурия подтянется, пропусти ее, пусть догоняет колонну и пристраивается в хвосте. Сам будешь отходить, когда мы сойдем с холма.
Вителлий бросил еще один взгляд на врагов.
— Они еще не дошли до деревни. Если повезет, мы сможем от них оторваться. Ну а ты, центурион, надеюсь, знаешь, что делать. Приказ ясен?
— Так точно, командир!
Макрон отсалютовал трибуну, и тот, повернув коня, поскакал к гребню холма. Когда он скрылся из виду, Катон обратился к центуриону.
— Что теперь будет?
— То, что сказал трибун. Быстро отступим к лагерю, вот и все.
Катон, однако, боялся, что все так просто не кончится. Какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что худшее еще впереди. Чтобы не застонать, юноша прикусил губу и мысленно выбранил втравившего его в эту историю командира. Обещанная ознакомительная прогулка по местности вылилась в то, что ему придется теперь отбиваться от целой своры германцев, в своей свирепости явно не уступавших ни Пульхру, ни Бестии. «Ты и служишь-то всего месяц, — с горечью подумал Катон, — а люди, похоже, уже выстраиваются в очередь, чтобы тебя укокошить».
Когда запыхавшиеся солдаты первой центурии поднялись к гребню, бойцы шестой расступились, чтобы их пропустить. Макрон уже собирался отдать своим людям приказ перестроиться и сформировать тыловое прикрытие, когда со стороны головы колонны донесся яростный рев.
Еще одна орда варваров, выплеснувшись из-за дальней дубравы, мчалась через поля с явным намерением отрезать когорте путь к отступлению. Только сейчас Катон с ужасающей ясностью понял, что произошло. Трое гонцов, понесшихся к лесу, сигнальный дымовой столб — все это было элементами коварного плана белокурой бестии, которая, скорее всего, и являлась вождем этих ужасных, воинственных и лишь притворявшихся мирными землепашцами дикарей. «Хитра, стерва», — с долей легкого одобрения подумал Катон и вдруг осознал всю безнадежность положения римлян. Ужас пронзил его, волосы зашевелились на голове, и он с робкой надеждой устремил взгляд на всегда спокойного, уверенного в себе Макрона, но тот, похоже, тоже дал сбой. Центурион воззрился на громко вопящее засадное воинство, потом повернулся к молчаливо шагавшим к деревне германцам и упавшим голосом, пробормотал: