Веспасиан помешкал, потом со страдальческой миной запихнул императорскую шифровку в глубь сундука и вытащил большой свиток. Он распластал его на столе, отпил еще глоток теплого вина и вновь пробежал глазами по тексту.
Второму легиону августа — совместно с еще тремя легионами и тридцатью вспомогательными когортами — предписывалось будущим летом вторгнуться в Британию. Обозначив суть дела, имперский писец, очевидно смущенный таким лаконизмом, пустился в пространные рассуждения о важности этой миссии для вящего прославления Рима, а также императора Клавдия, решившего, несмотря на неудачную попытку Юлия Цезаря, протянуть руку помощи прозябающим в варварстве дикарям.
Протянуть руку помощи. Веспасиан усмехнулся. Клавдия возвели на трон преторианцы, без их поддержки он, несомненно, стал бы жертвой последовавшей за убийством Калигулы жестокой резни. Императором-то Клавдий сделался, но популярности не обрел. В его соответствии столь высокому званию сомневались даже плебеи. И было совершенно очевидно, что предстоящую кампанию затеяли лишь для того, чтобы придать образу нового императора героический ореол. Быстрая победа, блистательный триумф и продолжительные празднества в Риме должны были укрепить шаткую власть Клавдия, превратив его из объекта насмешек в кумира переменчивой римской толпы.
Писец утверждал, что для быстрого и успешного завершения военных действий выделенных подразделений более чем достаточно, ибо, судя по донесениям лазутчиков, армия Рима едва ли встретит в Британии сколь бы то ни было серьезное сопротивление. Разве что со стороны мелких банд дикарей. Силы вторжения легко пресекут любые попытки организованного отпора, после чего им останется лишь установить контроль над разрозненными племенами. С помощью дипломатии или силы.
— Дипломатии или силы, — повторил Веспасиан вслух и устало покачал головой. Только человек, отроду не видавший живого варвара, мог мыслить столь плоско. Те же, кому хотя бы раз доводилось сталкиваться с дикарями, мигом осознавали, что на дипломатию в отношениях с ними надежда плоха. А уж британцы вообще вряд ли способны выговорить столь мудреное слово, не говоря уж о том, чтобы постичь его смысл.
Однако столичным интерпретаторам записей Цезаря все было нипочем. Они без зазрения совести характеризовали бриттов как дикий, не ведающий строя и дисциплины, плохо вооруженный сброд, окружавший свои селения примитивными земляными насыпями и шаткими частоколами. Из этого следовало, что потери в походе должны быть невелики. Урон сторицей окупится многочисленными трофеями и захваченными рабами. Последнее Веспасиану предписывалось довести до сведения всего личного состава легиона. По замыслу столичных умников, столь щедрый посул должен был сделать предстоящую передислокацию на далекий, таинственный туманный остров не столь пугающей. Правда, в этом месте, похоже, писец смекнул, что переслащивает пилюлю, и завершил депешу рутинной рекомендацией неукоснительно блюсти воинскую дисциплину и поддерживать в каждом солдате несгибаемый римский дух. Ниже следовал график передвижения войск.