Колдуну отворили. Ему навстречу поднялся Кузьмин.
- Говорят, что ты можешь заставить духов говорить твоими устами... Правда ли это?
- Если это будет неправда - я возвращу господину подарки!
- Так вызови мне Миами, мою жену: мне нужно с нею поговорить, понимаешь?
Тут нечего было понимать. Колдун посчитал, сколько дней прошло со дня смерти; по его расчетам, дух еще был здесь. Он попросил оставить его одного на четверть часа в комнате, а потом - пусть господин приходит к нему и спрашивает...
Еще он распорядился завесить окно и стал вытаскивать какие-то принадлежности.
- Чертова кукла!.. - пробормотал сквозь зубы Кузьмин и вышел - как никогда ему было стыдно и невыразимо противно...
Когда он вернулся назад, то увидел духовидца лежащим на полу, с укутанной в черную материю головой. Он спал.
- Миами! - тихо прошептал Кузьмин и в тот же момент ощутил, что воздух вокруг него задрожал, точно проснулся смех маленькой Миами.
- Я здесь! Я знала, что ты придешь... Я все время здесь, - раздался голос с дрожащими нотами, и Кузьмин мог поклясться, что это - голос его жены. Но откуда в прокуренной глотке колдуна мог взяться этот неподражаемый голос?..
- Ты все боишься... не веришь, великан из страны ветров, - опять смехом засеребрился голос, -а я ... я должна тебя поблагодарить, что ты чтишь память: у тебя ведь в кармане лоскут кровавой материи, которая была на мне в час смерти.
Дрожь пронизала Кузьмина от затылка до пяток: да, он нашел этот кусок материи, спрятал его в карман, и об этом никто не знал.
- Слушай, Миами! - начал он прерывающимся голосом, - скажи мне, можем ли мы хоть когда-нибудь встретиться? Есть ли "там" что-нибудь?
- Я сейчас узнаю... Подожди... Да, встретимся через пять дней, считая от сегодняшнего утра, на рассвете... Жди!
В этот самый момент колдун начал усиленно дышать, его грудь заходила, как кузнечный мех, и он заворочался: сеанс подошел к концу.
Исчезла из моих глаз хижина, исчез островок и исчезло море. Я увидел опять только больничную палату и сидящего на моей кровати Кузьмина, но он рисовался неясно - наподобие мягко-фокусных снимков, в каком-то туманном озарении. Слабый рассвет струился в окно, и в его мягком освещении я видел, что Кузьмин улыбается.
И вдруг я услышал, что с веранды, за окном, донесся смех Миами... Задорный, с буйной ноткой радости женский смех! Он приближался...
И Кузьмин тоже засмеялся, - два голоса слились в один. Всю больничную палату наполнил смех - ликующий, буйный и беззаботный, как песня ветров в морских просторах, победно звучащий, колокольчиками рассыпающийся, звенящий, торжественный, над смертью издевающийся смех...