— Не пустишь, значит?.. Та-а-к... Ну так знай, с кем связываешься, пеняй тогда на себя. Мы тебя скоро можем заделать.
Тут уж я снова не выдержал.
— Ах ты, — кричу ему, — клоп вонючий! Ах ты, паразитина! — говорю. — Паразитствуешь, гад, да еще и грозишься?!
Взял я его, приподнял и тряхнул. Не то чтобы сильно, а так... Чтоб мозги на место встали. Чтобы не заговаривался, не молол чепухи.
Понял меня, молчит. И больше уж не грозится.
А сам я, чую, ну совершенно ослаб. Всего меня разожгло, даже ладони и те в испарине, мокрые.
Куда эта Каля запропастилась? Почему милицию не ведет?
Тут подшефный мой вновь подо мной завозился.
— Слышь, Кирюха, холодно мне на снегу! Ты хоть кепку мою под затылок мне сунь, а то вся башка замерзла.
— Ничего, не простудишься, — говорю. — А если и насморк схватишь — не страшно. Я вон сам на тебе загораю с бюллетенем в кармане.
Вот наконец-то и Каля показалась. А за нею два милиционера. Каля впритруску бежит, то и дело на них оглядывается, боится от милиции оторваться.
Слава богу, а то уж в глазах у меня начинает двоиться, еще немного — и, чую, не выдержу я.
Как завидел милицию этот тип — и ну подо мной кататься! Бьет каблуками, глаза закатил, пена у рта, хрипит:
— Пус-сти, с-сука, фрайер! Не пустишь — запомни: всего две недели останется жить тебе!..
И снова, опять меня всякой мерзостью поливает. Ладно уж, потерплю, высказывайся. Но сколько же можно терпеть! Чувствую, снова готов я взорваться.
— Ты, — говорю, — как тебя там... Ты не очень-то выражайся а то ведь я тоже ругаться умею...
А дурень заладил, долбит и долбит, как в сук: две недели мой срок, две недели мне жить осталось.
— Что ж, — говорю, — спасибо за точную справку. А может, все-таки поторгуемся? Еще с недельку набросишь?.. Ах, не набросишь? Тогда согласен и на две. Но только после того, как тебя самого в землю зароют, после твоих похорон...
Подошла милиция:
— Хорош гусь!
— Да, — говорю, — не плох, но только берите его поскорее, а то я сейчас упаду.
Подхватили его под белы руки, а он вдруг вырывается — и на меня. С ног меня сбил, барахтаемся в сугробе, лапы свои вареные он к моему подбородку тянет, за горло взять норовит. А я и поделать уж ничего не могу, ослаб, разгасило всего. И в голове гудит, как в трансформаторной будке.
Оторвала от меня милиция этого типа, встал, отряхнулся я.
— Вот тут, — говорю им, — в сугробе, ножичек поищите. Он не с пустыми руками, он с ножичком шел на меня. Пригодится, как вещественное доказательство.
Порылись в снегу, нашли. Взяли покрепче моего подшефного под руки, предлагают и мне пройти в отделение.