— Нет, Элиза Редфорд, — ответила я. Как бы воскресив мою тетку, ее шансы стать женой лорда, и вспомнив мою мать!
Мы пошли вдоль реки. Элиза Редфорд, я снова и снова повторяла про себя это имя. Элиза Редфорд, Элиза Редфорд. В честь моей матери и Джулии. Мы подошли к бульвару. Он взял мою руку, и я почувствовала у себя на бедре его локоть даже через наши пальто, и я снова вздрогнула.
— Я сегодня ничего не ел, — сказал он, и я спросила:
— Почему?
Он пожал плечами:
— Так уж получилось.
Мне хотелось спросить, так в чем же дело? Другие мужчины, с которыми вы встречались днем — у них у всех работа, семья, определенный режим дня и некоторые сложности. Они должны были быть где-то в определенном месте и в определенное время. Чем меньше был похож Феликс на других мужчин, тем лучше было ему стать моей судьбой. Настоящая жизнь — это было медленное продвижение вдоль тропинки, посыпанной гравием, а судьба — это резкий и неожиданный подъем по золотому лучу. Прогулка к ресторану и была этим золотым лучом.
Я чувствовала каждое его движение. Он помог мне раздеться. Перед нами лежало меню. Я смотрела на него, а он на меня. Я как будто парила в воздухе. Он сжал мой подбородок и крепко поцеловал меня.
— Как странно, — сказала я, когда он перестал меня целовать. — Как странно встретить кого-то подобного вам и… потом… — Я собиралась солгать ему.
Он передал мне меню, но я не могла его просмотреть, — какие-то красные каракули. Когда подали еду, я не могла есть. Нас окружала какая-то аура.
Мы разговаривали о Париже, и если были бы другими людьми, то могли бы говорить о себе. Но я была Элиза Редфорд, а она была настолько новой, что ей нечего было рассказать о себе. А Париж был здесь, с нами… Под своей одеждой я чувствовала себя совершенно обнаженной, как будто все, что было на мне надето, слегка приподнялось, чтобы Феликс мог коснуться меня.
Мне хотелось расспросить о его жизни и почему у него такой акцент. Но вместе с тем мне хотелось, чтобы он оставался просто судьбой, чтобы не было ничего такого, чтобы связать его. Я начала сочинять биографию Элизы.
Она всегда жила в Париже, решила я. Ее отец был профессором истории искусств, а его жена — домохозяйка. Типичная французская домохозяйка. Никаких смертей, никакой лавки древностей. Никакого Мишеля!
— Вы женаты? — Я наконец решилась задать вопрос, проверить, не напоминает ли он остальных, чтобы быть уверенной, что он действительно что-то новое.
— Нет, — ответил он, и мое сердце остановилось. — Я жил с женщиной, но сейчас один.
Мы пили кофе.
Женщина, женщина! Не девушка. Мне представились широкие бедра и лоб в морщинах. Я спросила, чем он раньше занимался. Он ответил: