Мы с капитаном продолжали плавать среди всякого барахла, проверяя, не прозевали ли кого-нибудь, и к нам подоспели еще трое пасхальцев. Вода была идеально прозрачной, и, ныряя, я видел на песке, на глубине восьми метров, кучу одежды и ботинок. Вдруг я с ужасом заметил на дне что-то похожее на куклу. Оттолкнувшись ногами, я пошел вниз. Ближе, ближе, кукла росла у меня на глазах. Но я далеко не первоклассный пловец, к тому же было израсходовано немало сил. На глубине семи метров я окончательно выдохся, пришлось поспешно возвращаться к поверхности, как ни горько было сдаваться так близко от драгоценной цели. Всплыв, я увидел рядом с собой звонаря Иосифа. Зная его как лучшего ныряльщика на острове — ему однажды поручили показать нам возле деревни место гибели двух судов, я через силу что-то вымолвил, показал пальцем вниз, и тотчас Иосиф исчез под водой. Через несколько секунд он показался опять, покачал головой, жадно глотнул воздух и снова нырнул. На этот раз он вернулся, держа на вытянутых руках мальчика. Уложив его на бочонок, мы направились к берегу. Тут и шлюпка подошла, а на ней механики, но они, нырнув, увидели на дне одну только одежду. На судне было сорок восемь ребятишек, перекличка там и на берегу показала, что все налицо. Когда мы доплыли до мыса, всех детей с плотика уже перевезли на скалы, и наш доктор вместе с помощником деревенского врача и другими взрослыми делал захлебнувшимся искусственное дыхание. Сам деревенский врач, встретив плотик на мысу, вскочил на борт, чтобы сопровождать до пляжа учителя, которого из-за его внушительного веса не удалось вынести на острые камни. Сгущались сумерки, медленно тянулись жуткие часы, пока деревенский врач старался оживить своего Друга. Ему помогали самые сильные из нашей команды, все остальные занимались детьми на мысу. Больше десятка ребятишек нуждались в срочной помощи. Метались люди с керосиновыми фонарями, подносили шерстяные одеяла и одежду; в лагере Ивон открыла все палатки и разносила большим и маленьким горячее. Из деревни в Анакену чередой потянулись всадники, и во мраке мелькало множество фигур.
В жизни не забуду эту страшную ночь. Жуть пропитала воздух над Анакенской долиной, ее усугубляла серая бесцветная радуга, мрачно повисшая в черном небе над пригорком, за которым показалась луна. Один за другим дети возвращались к жизни, их переносили в палатки и укладывали в кровать. Но двое продолжали лежать недвижимо, и среди этих двоих была рыжеволосая девочка. Бургомистр сидел словно каменный рядом с ней, говоря ровным голосом: