Мэтью толкнул Лео локтем в бок.
— Почему твоя жена уезжает вместе с сестрой?
— Потому что мы пока держим наш брак в секрете, — объяснил Лео и, повернувшись к Брайони, добавил: — Прежде чем вы покинете нас, можно мне сказать вам пару слов, миссис Марзден?
Он лишь хотел передать Брайони старое письмо Тодди, но стоило им выйти в холл, как она притянула его к себе за лацкан фрака и поцеловала. Лео порывисто сжал ее в объятиях.
— Когда ты снова вернешься к работе в больнице? — шепнул он ей на ухо. — Я соскучился по запаху химических растворителей.
Брайони тихонько рассмеялась:
— Скоро. А когда состоится твое следующее выступление перед математическим обществом? Мне не терпится услышать, как моего мужа называют гением, хоть я и не в силах понять за что.
«Моего мужа». Эти слова слетели с ее губ, оставив восхитительное чувство легкости. В ответ Лео с жаром поцеловал ее:
— Скоро. По дороге домой меня так и распирало от желания засесть за работу. Мысли бурлили в голове. Я исписал четыре тетради.
— Прекрасно. Мы же не хотим, чтобы люди думали, будто я полюбила тебя только за твою внешность.
— В таком случае тебе придется хотя бы время от времени надевать более откровенные и соблазнительные наряды, чтобы заткнуть рот тем, кто станет говорить, будто я женился на тебе только из-за твоих блистательных успехов.
Брайони не смогла удержаться от смеха — наверное, она и не подозревала, какой прелестной становится, когда смеется, словно первые лучи пробуждающегося утра касаются ее лица. Потом ее смех затих. Наступила долгая тишина. Брайони посмотрела в глаза Лео:
— Я знаю, почему ты называешь меня женой, Лео. Но я не беременна.
В действительности он и не надеялся, однако, услышав слова Брайони, испытал горькое чувство. Как было бы чудесно иметь ребенка, посвятить себя не только друг другу, но и крошечному существу, плоду их любви, продолжению их обоих.
— Это не обязательно, — сказал он. — Главное для меня не дети, а ты. Только ты одна. Так было всегда. Ничего не изменилось.
Ресницы Брайони затрепетали.
— Я сейчас заплачу, — беспомощно пролепетала она.
— Можешь поплакать, — шепнул в ответ Лео, — но только когда доберешься до дома. В родовом гнезде Уайденов плакать не разрешается. Это нерушимое правило Марзденов.
Уголки губ Брайони дрогнули. Когда она подняла голову, глаза ее блестели от непролитых слез.
— Вы, кажется, упомянули, что хотите сказать мне пару слов, сэр?
Лео совершенно забыл о письме. Достав из кармана конверт, он протянул его Брайони:
— Это тебе. То, что я обещал передать. А завтра утром я за тобой заеду: мы отправимся в Кембридж.