В моем кратком комментарии на этот пассаж я исхожу не из его понимания (в том смысле, в каком о понимании говорилось выше), а из знания специальной (технической) терминологии, употребляемой в буддийских философских текстах (сутрах) и в комментариях. В первом случае употребления слово «мыслить» (в вопросе «Как ты думаешь, Ананда...») имеет чисто формальный смысл (заметьте, смысл, а не значение), являясь своего рода способом, устанавливающим порядок текста и его рамки; «как ты думаешь...» здесь играет роль условного риторического приема в диалоге, хотя при этом мы можем сказать, что все, что идет после «думаешь», может быть приписано этому «думанию» как его объект.
Во втором случае («мыслить о Нирване») «мыслить» имеет смысл мышления (мысли) о любых объектах, представимых и непредставимых (anupalabdha), мыслимых и немыслимых (acintya). Нирвана здесь — тоже объект, пусть самый трудный для мышления, но все же объект. Точнее было бы сказать: мышление о Нирване — это предельный случай мышления, имеющего свой объект.
В третьем случае, то есть в случае «мыслить о мысли», смысл «мышления» двойственен. С одной стороны, «мыслить о мысли» выглядит как чистая рефлексия, объект которой, мысль, не имеет своего объекта. Если мы будем исходить из главного постулата буддийской философии мышления (abhidharma) о том, что мысль возникает (в порядке Закона Взаимозависимого Происхождения) вместе со своим объектом и своим субъектом, то есть «мыслящим», то нам придется предположить возможность какой-то искусственной операции, какого-то особого (йогического) приема, используемого для того, чтобы рассматривать (созерцать) мысль как не имеющую своего объекта, приема, предполагающего идею рефлексии. С другой стороны, однако, мысль Будды, — о чем бы Будда ни мыслил, как и в данном случае, когда он говорит с Анандой о мышлении о Нирване и о мысли, — уже постулирована в тексте как абсолютно особая, ничем не обусловленная (asamskrta), не возникающая (и оттого не следующая Закону Взаимозависимого Происхождения) и тем самым по определению не имеющая своего объекта. Очевидно, что рефлексия над такой мыслью невозможна. Добавлю к этому, уже в порядке «вольного» комментирования: не могло не случиться, чтобы раз постулировав такого рода особую мысль, буддийские мыслители не перенесли бы ее «особость» на мысль вообще, как и на любую отдельную мысль.
Этот экскурс в буддийскую философию нам нужен еще и для того, чтобы показать, что представление о рефлексии как феномене уже содержалась в философствовании по поводу мышления, так же как и в практике йогического созерцания. Таким образом, в приведенном отрывке «мыслить» уже может пониматься как мыслить о чем угодно, ни о чем, или о самом «мыслить», иначе говоря, как рефлексия. В обсервационной философии мышление выводится из рефлексии как нечто чисто формальное, бессодержательное. Отмечая, фиксируя объект рефлексируемого рефлексией мышления для последующего (выше мы уже говорили об отношении рефлексии к рефлексируемому ею мышлению во времени) устранения этого объекта, рефлексия не позволяет сделать никакого вывода о самом мышлении. Строго говоря, в рефлексии содержание мышления вообще не рефлексируется как мышление. При переходе к содержанию мышления рефлексия как мышление о мышлении прекращается, уступая место объектному, не-рефлексивному мышлению, в котором объектом будет уже объект, то есть, содержание другого мышления. Говорить о мышлении столь трудно именно потому, что оно фиксируется рефлексией только там, где оно мыслит о чем-то только в его объектных, содержательных точках, а не в его движении от одной точки к другой. Вместе с тем мышление «держится» рефлексией, так сказать, «продлевается» в ней и как идея (мысль) другого мышления или мышления вообще, мыслимого отдельно от проходимых им точек содержания. Так мы возвращаемся к неопределенности, неустановимости такого мышления; ведь оно не может быть разложено на ходы, отрезки или операции, содержательные по определению. Поэтому само понятие рефлексии уже включает в себя идею неопределенности мышления.