Тряпкой оказалось вафельное полотенце. Кроме него нашлись круглая коробка с зубным порошком, целлулоидная мыльница с обмылком, расческа, зубная щетка, опасная бритва, маленький стаканчик, чашечка для взбивания пены и помазок. Мыльно-рыльные я решил оставить себе, а документы и письма надо бы передать куда надо, не то погибший так и будет пропавшим без вести числиться. И те, кто с ним ехал тоже. С другой стороны, таскать с собой такую телегу… Позже придумаю что-нибудь. Я запихал все, кроме писем и документов, обратно в сумку. Надо бы ногу посмотреть.
Осмотр ничего нового не принес. Огромный иссиня-черный синяк, по краям просто синий с желтоватым ободком. Лечение: покой и теплые компрессы. Где их только взять? Зря мерз, снимая штаны и сапог с правой ноги. Едва успел сапог натянуть, как опять послышался шум моторов. На этот раз немцы задержались на хуторе. Из открытых ворот было видно, как фигуры в мышастых шинелях несколько раз мелькнули во дворах крайних домов, в том числе и во дворе Евграфыча. Через полчаса, по моим внутренним часам, колонна вытянулась из хутора. Штаб какой-то в сопровождении тяжелых броневиков. По крайней мере, колонна состояла в основном из автобусов, легковушек и утыканных антеннами грузовиков. Ее проезд я воспринял спокойнее и за автомат уже не хватался.
Когда стемнело, пришел Евграфыч, принес воды, той же болтушки на ржаной муке и хлеба, на сей раз уже домашней выпечки, заводской, похоже, закончился.
— Ну как ты тут?
— Да ничего, нормально. Фрицы вот только нервируют.
— Привыкай. Мы под ними полтора года прожили. Только порадовались — свои пришли, а они опять драпать. И долго нам еще терпеть, спрашивается?
Дедок вопросительно уставился на меня.
— До осени, — ляпнул я, и тут же понял, что надо как-то выкручиваться. — В крайнем случае, до зимы.
— И с чего это ты взял, что до осени?
К этому вопросу я был готов.
— С того. Летом фрицы навалятся, нас отожмут, осенью мы им накостыляем, зимой погоним. Так что к следующей зиме освободим вас от супостата.
— А сейчас у нас на дворе что?
— Конец февраля, — осторожно ответил я, чуя подвох.
— Стало быть, зима?
— Зима, — я понял, куда клонит дед. — Но это временные трудности…
— Временные? Ага…
Пока возникла пауза, я решил перевести разговор на другую тему.
— Что немцы на хуторе делали?
— Как всегда, куры, яйки, млеко.
— Нашли?
— Ага, щ-щас.
За полтора года хуторяне оккупационные порядки изучили на отлично, потому что двоечники в этой школе долго не жили, поэтому беглый обыск, учиненный проезжавшими штабистами, никаких результатов дать не мог по определению.