* * *
Четыре переводчицы сидели у костра, дожидаясь, когда закипит вода в котелке. Хотелось спать, но сон не приходил. Бригада ушла на юг, «Добросли воевать!» – как выразился муж Наташи Довгаль – лейтенант Митя Олешко. А комендантский взвод и переводчиц оставили у бригадного госпиталя. Хотя они и рвались в бой, но комиссар бригады приказал им остаться. Пленных, мол, и потом можно допросить, а ненужный риск ни к чему. «Глазки и ушки вы наши!»
Приятно, конечно, но обидно!
Больше всех волновалась Наташа. Быть замужем – это значит волноваться за двоих, а может и за…
– Наташ, а Наташ! Расскажи, как там…
– Где? – не поняла она, задумавшись.
– Ну… Ну, замужем!
Наташа тихонечко улыбнулась.
– Наташ, не томи! – Глаза Любы Манькиной горели извечным женским любопытством.
– Ласково, Люб, нежно и ласково!
Ветки в костре уютно потрескивали.
– А как вы… Ну это…
– Любопытной Варваре нос оторвали! Замуж выйдешь – узнаешь! Заварку лучше доставай. Чаю пошвыркаем, – отмахнулась от любопытной подружки Наташа.
Манькина запустила руку в вещмешок, пошуршала там и вытащила кисет, в котором, в отличие от мужиков-курильщиков, хранила чай.
– А говорят, первый раз больно, да?
– Люб, отстань от Наташки! – сказала Вера Смешнова, переводчица из третьего батальона. – Ну чего докопалась? Мужик у нее под пули ушел, а ты?
– А я чего, – сыпанула Любка заварки в кипяток. – Наташка вон счастливая какая ходит. А я, поди, мужика и не узнаю никогда. Вон их сколь поубивало уже. Я и влюбляться-то боюсь. Ну, как убьют!
– Когда любишь – самой умирать не страшно. За любимого страшно, Люб! Вот я тут сижу, а он, может быть, уже раненый где-то лежит…
– Тьфу, тьфу! Ты что говоришь-то, Наташ! Накликаешь же! – Манькина постучала по полену. – Нельзя так говорить!
– Ты, Люб, комсомолка, а чего тогда суеверная такая? – сказала Вера.
А Наташа только вздохнула:
– У меня сахар есть, держите, девчата! – протянула она заветный мешочек.
Вдруг молчавшая до этого Зина Лаптева привстала:
– Слышите? Кажется, бой начался!
И впрямь с юга донеслись звуки стрельбы, а потом и разрывов. Грозный грохот войны. И сон пропал совсем. Слишком уж тревожно стучали сердца в такт зловещей музыке далекого боя.
– Что-то рано начали… И слышно хорошо. Близко совсем…
Девушки замолчали, вслушиваясь в канонаду.
– А у меня парень еще летом пропал без вести, в сентябре извещение пришло, – сказала Вера. – Вот я и пошла добровольцем, в тыл просилась к немцам. В разведшколу. Думала, вдруг найду его в плену…
– Ну, вот ты и в тылу немецком…
Вера только вздохнула в ответ. Потом допила чай и сказала: