— Что вы имеете в виду?
— Вы читали о молодом человеке, которого чуть было не арестовали, но он скрылся?
— Ах да, припоминаю. Его звали Саймон, фамилию не помню. Кажется, Пэрриваль?
— Совершенно верно. Он получил эту фамилию от человека, который его усыновил — сэра Эдварда Пэрриваля. Их дом находится милях в шести-восьми от нашего и называется Пэрриваль Корт. Великолепный старый барский дом. Я побывал там однажды, очень давно. Это было связано с какими-то делами, которые затевал мой отец и которые как-то касались всей нашей округи. Сэр Эдвард проявил к ним интерес. Я ездил к нему вместе с отцом. Когда я прочёл в газетах о преступлении, мне живо вспомнилась та поездка. Там жили два брата, и был ещё приёмный сын. Мы были потрясены, когда прочли о случившемся. Трудно связать подобное событие с людьми, которых знаешь, хотя бы и поверхностно.
— Как интересно! У нас дома об этом было много разговоров. Конечно, я имею в виду прислугу, а не моих родителей.
Пока мы разговаривали, мимо нас прошёл мойщик палуб, кативший перед собой тележку с бутылками пива.
— Доброе утро! — окликнула я его.
Он кивнул мне и продолжал катить свою тележку.
— Ваш приятель? — спросил Лукас.
— Это тот самый матрос, который драит палубы. Помните, он был в винном погребке.
— О да. Припоминаю. Какой-то у него хмурый вид, вы не находите?
— Пожалуй, он слишком сдержан. Может, им не положено разговаривать с пассажирами?
— Что-то он не похож на других.
— Да, я тоже нахожу. Он редко говорит что-нибудь, кроме «Доброе утро», да ещё иногда произнесёт несколько слов о погоде.
Мы выбросили матроса из головы и заговорили о другом. Лукас рассказал мне о поместье в Корнуоле и кое-что об эксцентричных людях, живущих там. Я рассказала ему о нашем доме и «номерах» мистера Долланда. Он смеялся над моими описаниями нашего кухонного быта.
— Вам, кажется, всё это доставляло большое удовольствие?
— Да, мне, можно сказать, повезло.
— А ваши родители знают обо всём этом?
— Их не больно-то интересует что-либо, происшедшее после рождества Христова.
Мы продолжали болтать в этом духе.
На следующее утро, когда я на заре заняла своё место на палубе, я заметила молодого матроса, но он ко мне не приближался.
* * *
Мы шли к Кейптауну, и ветер весь день крепчал. Родителей своих я почти не видела. Они проводили много времени у себя в каюте. Отец отшлифовывал лекции и работал над своей книгой, а мать помогала ему. Я встречалась с ними за обеденным столом, и тогда они смотрели на меня с ласковой снисходительностью, к которой я уже привыкла. Отец спросил, есть ли мне чем заняться? А то я могу зайти к нему в каюту, и он даст мне что-нибудь почитать. Я заверила его, что жизнь на корабле мне очень нравится, книги для чтения у меня есть, и мы с мистером Лоримером очень подружились. По-видимому, они вздохнули с облегчением и вернулись к своей работе.