Чесс порылся в бумажнике и вытащил свернутый линованный листок. Паттон бережно взял его в руки и внимательно прочел.
— Даты нет, — сказал он. Билл мрачно покачал головой.
— Нет. Мюриэль исчезла ровно месяц назад. Двенадцатого июня.
— Она и раньше от тебя уходила, а?
— Ммм… — Чесс смотрел прямо на него. — Я раз напился и остался у одной шлюхи. В декабре, перед первым снегом. Жена рассердилась и уехала, но через неделю вернулась. Еще красивее, чем раньше. Сказала, что ей просто захотелось немного побыть вдали отсюда. Она ездила к подруге, с которой когда-то вместе работала в Лос-Анджелесе.
— А ты знаешь имя этой подруги?
— Она мне не говорила, а я и не спрашивал. Все, что делала Мюриэль, всегда было для меня правильно.
— Понятно. А тогда она не оставляла записки? — спросил Паттон безразличным тоном.
— Нет.
— Видишь ли, эта записка выглядит довольно-таки старой, — сказал Паттон и поднял листок.
— Я целый месяц ношу ее при себе, — пробормотал Билл Чесс. — А кто вам сказал, что она уже раньше уезжала?
— Я уже не помню. Ты ведь знаешь, как у нас. Тут ничего не останется незамеченным. Разве что летом, когда наезжает много чужих.
Некоторое время царило молчание, наконец, Паттон произнес с отсутствующим видом:
— Так ты говоришь, она уехала 12 июня? Или, по крайней мере, ты думал, что она уехала. Ты, вроде, сказал, что тогда здесь были хозяева из того дома?
Чесс посмотрел на меня, и лицо его помрачнело.
— Спросите-ка лучше эту ищейку! Я вижу, он и так уже все выболтал!
Паттон не смотрел в мою сторону. Его взгляд покоился на далекой линии горных вершин. Потом он сказал:
— Мистер Марлоу вообще ничего мне не сказал, кроме того, что в озере найдено тело — и чье. И что Мюриэль оставила записку, которую ты ему показывал. Что ж тут такого?
Снова молчание. Чесс посмотрел на накрытое одеялом тело. Он крепко сжал кулаки, и по его щекам скатились две крупные слезы.
— Здесь была миссис Кингсли, — сказал он. — Она уехала в тот же день. В остальных домах никого не было. Хозяева в этом году еще не приезжали.
Паттон молча кивнул. В воздухе висела тяжелая пустота, будто какое-то слово не было сказано, слово, которое все знали, но произнести не решались.
Неожиданно Билл Чесс закричал:
— Что же вы меня не арестуете, проклятые сыновья шлюхи? Конечно, я сам это сделал! Утопил ее своими собственными руками! Это была моя девушка, и я ее любил! Да, я — свинья, всегда был свиньей, но я ее все-таки любил! Вам этого не понять! Ну, что же вы стоите! Арестуйте меня, чтобы вы были прокляты!
Никто не произнес ни слова.