Алан, потупив взор, отвернулся.
– Лучше бы ты дал нам в морду, Сармат, чем так на психику давишь! – вырвалось у Бурлака.
– Молчать! – рявкнул Сармат так, что Бурлак втянул голову в плечи.
* * *
Трескучие голоса грифов, хрип тяжело дышащих людей и топот армейских башмаков сминали утренний покой, и все живое спешило оставить тропу при стремительном приближении людей, даже кобра, прошипев будто только для порядка, спряталась в выгоревшей траве. Сарматов дал передышку группе лишь тогда, когда оглядел в бинокль оставленную позади «зеленку» и речную пойму. Скоро крутая тропа влилась в проложенную по террасам хорошо наезженную верблюжью дорогу. Ступив на нее, Сарматов снова оглянулся и, вздув желваки, процедил:
– Чуял я, что волчара след взял, через полчаса здесь будет наш старый знакомый Абдулло…
В бинокль уже можно было разглядеть группу всадников, человек двадцать, переправляющихся через реку.
– Стежка одна и узкая! – заметил Бурлак, протягивая Алану бинокль. – Быть или не быть, командир?..
– В смысле – бить?.. Какие вопросы! – возбудился Алан. – Здесь они нас не ждут… Я ставлю итальянок на растяжки, а по тем, кто останется, – в два ствола, пока ты американца за камнями постережешь!..
– Управимся! – поддержал его Бурлак.
– Ну, командир! – нетерпеливо воскликнул Алан. – Уводи штатника!
Американец с тревогой прислушивался к их разговору.
– За чмо меня держишь? – насмешливо бросил Сарматов Алану и подтолкнул американца в сторону от тропы, к каменным нагромождениям, нависающим над пропастью. – Передохни пока, полковник! – сказал он, приковывая его к крепкому стволу корявого деревца.
– Сармат, то, что ты задумал, безумие! – возмутился американец. – У Абдулло целый отряд, а вас всего-то…
– У гнева тоже есть права! – недобро усмехнулся Сарматов.
– Это, насколько я знаю, из «Короля Лира»? Но Лир, если помнишь, Сармат, плохо кончил!..
– Стать безумным в безумном мире, полковник, так ли это плохо? – пожал плечами Сарматов и заклеил американцу рот пластырем. – Будь добр, посиди тихо, пока мы с шакалом говорить будем, а если разговор не получится, выбирайся уж как-нибудь сам, – добавил он.
Из-за поворота крутой тропы сначала донесся нарастающий топот копыт, потом в него вплелись гортанные крики. Сарматов сделал знак рукой притаившимся за камнями Бурлаку и Алану и, заметая веткой пыль на тропе, торопливо скрылся в траве.
Громко перекликаясь, всадники вынеслись из-за поворота тесной гурьбой, по трое-четверо в ряд. Впереди в ярком развевающемся халате скакал на гнедом ахалтекинце Абдулло. Видимо, почуяв недоброе, конь стал прясть ушами, жаться подальше от края пропасти. Абдулло раздраженно охаживал его камчой, и конь, не выдержав, вынес всадника на середину тропы. Два прогремевших одновременно мощных взрыва смели в пропасть половину всадников за спиной Абдулло, а остальные, не успев ничего толком понять, попав под перекрестный огонь, были сражены меткими автоматными очередями. Крики ужаса оглушенных людей, предсмертное ржание коней превратили тихую красоту предгорья в настоящий ад. Успевший проскочить место взрыва, невредимый Абдулло, нахлестывая ахалтекинца, летел прямо на вставшего на его пути Сарматова, у которого как раз в это время заклинило гашетку автомата. Ахалтекинец, едва касаясь легкими копытами тропы, мчался как ветер, прикрывая гривой всадника… Отбросив автомат, Сарматов кошкой запрыгнул коню на шею. Одной рукой он успел вцепиться в гриву, пальцами другой захватил жаркие ноздри животного и резким движением руки в сторону и вниз опрокинул через голову ахалтекинца. Старый казачий прием сработал безотказно.