С другой стороны, отдельная квартира, – это значительно лучше, чем комната в забитом людьми общежитии в Козицком.
Квартира досталась Лии от деда. Впервые увидев фотографию черноусого предка моей невесты и услышав его историю, я лишь слегка удивился неожиданным совпадениям.
Мне казалось забавным, что покойный владелец квартиры, оставивший такое прекрасное по московским меркам наследство внучке, оказывается, донской казак, участник Гражданской войны, повоевавший и за белых, и за красных. Кстати, воевал он именно в тех местах, где я ремонтировал казачьи танки, отбывая службу в армии.
Но куда удивительнее было другое: как раз в те длинные осенние вечера я зачитывался романом «Тихий Дон».
Слушая Лиины рассказы и перечитывая запрещенную книгу, я находил все больше параллелей в судьбах Мелехова – главного героя «Тихого Дона», и Ермакова – деда моей невесты.
Абрам Ермаков родился в 1891 году неподалеку от крупной станицы Вешенской на хуторе то ли Антиповском, то ли Антиповка. Воевал. На германском фронте заслужил полный бант Георгиевских крестов. Когда империя посыпалась, был избран в ревком, но вскоре примкнул к белым. Отличался свирепостью, но не зверствами, во всяком случае, казаки его сотни в расстрелах красных почти не участвовали. Командовал полком, а потом и повстанческой дивизией. Сдался коммунистам в Новороссийске. Оказался в Первой конной. Там начинал командиром эскадрона, потом снова командовал полком. Буденный, считавший его рубакой не хуже усача Городовикова, наградил Абрама именной серебряной шашкой, которую изъяли еще в двадцатые, а вот наградные часы в доме остались. В 23-м, почти сразу после демобилизации из Красной Армии, его арестовали по обвинению в организации Верхнедонского восстания 19-го года. Вроде бы всплыли какие-то факты, будто он в жестокой кавалерийской атаке собственной рукой изрубил чуть ли не два десятка красных матросов. Провел в тюрьме почти три года, но был отпущен, а в 27-м арестован вновь и пропал на долгие годы. Родные считали, что его расстреляли, но в 44-м Ермаков неожиданно появился в Москве и получил небольшой пост в администрации Каминского. Большой не большой, а квартиру рядом с Собачьей площадкой, что в арбатских переулках, дали. Он забрал из приюта уже повзрослевшего сына Мишку и вскоре направил его в Хреновое[1] обучаться мастерству наездника. В 49-м Ермакова назначили директором Московского ипподрома, а в 58-м проводили на пенсию; потом сломали старый дом, и он переехал в новостройку. Жить ему оставалось недолго. Лия получила завещанную дедом квартиру в день совершеннолетия, летом 1964-го. Когда на страницах романа появился некто Харлампий Ермаков, я уже не мог удивляться тихо.