– Да ладно, брось, мы на Востоке, чего трястись-то.
– Вот именно, на Востоке. Откуда известно, что этот Володя из Питера, например, не особист…
– Не, ну зачем ты так, симпатичный парень.
– Симпатичный, слов нет, но ухо надо держать востро.
Литвинов тем временем принялся за Умберто.
– Итак, вы считаете, что демократия для Италии не годится.
– Ну, не совсем, я хотел сказать, что нужно действовать постепенно, через просвещение.
– Но кто должен подталкивать к изменениям?
– В любом случае, не партизаны. Интеллигенция, люди культуры должны помочь власти стать мягче. И, вы знаете, этот процесс уже идет, особенно в Германии. Я знаком кое с кем из высших эшелонов. Мне кажется, среди них есть люди, которые отличаются известной широтой взглядов.
Очкарик пристально смотрел на Умберто.
– Ну и кого же конкретно вы можете назвать?
Умберто явно тяготил разговор.
– Ну… В аппарате Шелленберга есть люди…
– У Шелленберга!!! – очкарик разразился хохотом. – Да вы с ума сошли!
– Да, у Шелленберга. Почему нет? Я знаком с Максом фон… – Умберто произнес известную фамилию. – Уверяю вас, очень культурный, порядочный человек.
Очкарик махнул рукой: после упоминания о порядочности людей из СД он потерял интерес к разговору с Умберто.
Зато внезапно оживился изрядно набравшийся Юлик. – Умберто, милый ты мой человек, организуй мне интервью с Максом, в долгу не останусь!
Умберто и Юлик были похожи. Оба толстые, щеки заросли волосами – то ли длинная щетина, то ли короткая борода.
– Обратитесь в пресс-службу.
– Да что ты, дорогой, какая пресс-служба. Я десять лет пытаюсь добиться этого интервью, и все без толку…
Внезапно появился третий толстяк. Он поздоровался с компанией, все повскакивали с мест, демонстрируя дружеское расположение и приязнь.
– Кто это? – тихо спросил я.
– Каха Енукидзе, глава Московского отделения банка «Креди Тбилисо». Спонсирует наш конгресс, – прошептал Бондаренко.
Енукидзе был одет в шикарный однобортный костюм, пошитый, очевидно, в лучшем британском ателье, и огромную кепку-«аэродром». Контраст строгого делового наряда с головным убором торговца фруктами выглядел стильно. Мода как солнце. С неизбежностью движется с востока на запад. Все больше деловых людей отдавали предпочтение уже не знаменитым швейцарским часам на руке, а качественному сухумскому аэродрому на голове.
Трудно представить послевоенную реальность без конкуренции альпийской и кавказской банковских систем. Несмотря на все перипетии истории 40-х годов, Швейцарии удалось сохранить нейтралитет и независимость. Говорят, это стало возможным благодаря желанию некоторых вождей Рейха держать свои капиталы подальше от загребущих лап фюрера. Так или иначе, вековая надежность альпийских гномов оставалась незыблемой. Надежность осталась, а монопольное положение исчезло.