– Да, – ответил Дронго, – отец был президентом коллегии адвокатов, а мать было ректором университета.
– А у нас в семье было восемь человек, и отец едва мог всех прокормить, – задумчиво произнес Сиди Какуб, – так что мы с вами выросли в неравных условиях, господин эксперт. Вы родились в сорочке и с серебряной ложкой во рту, а я был четвертым ребенком, но первым мальчиком, именно поэтому отец так хотел, чтобы я учился. Всего нас два брата и шесть сестер. Три сестры и я, потом еще три сестры и следующий брат. Моя старшая сестра смеялась, что нужно родить еще трех девочек, чтобы на свет появился третий мальчик. Она вообще была жизнерадостной женщиной.
– Почему была?
– Умерла во время родов еще тридцать лет назад, – мрачно сообщил Сиди Какуб. – Потом выяснилось, что у нее должны были родиться близнецы. Но родители выдали ее за такого же нищего, как она, и у него не было денег на хорошего врача… Ей только исполнилось семнадцать. – Он замолчал, глядя куда-то перед собой. – А вы говорите, что вампиров не существует. Дракула – всего лишь избавитель от человеческих страданий. Вам не кажется, что иногда гораздо гуманнее убить человека, чем позволить ему долго жить и страдать?
– Не уверен, что кому-то дано право на подобный выбор, – возразил Дронго.
– Это право не дается, – вздохнул Сиди Какуб, – его берут. Именно поэтому мы с вами ищем тех, кто считает себя вправе определять величину человеческой жизни.
Автобус проехал по небольшому мосту через реку. Уислер повернул голову, посмотрел на мост и пробормотал:
– У нас таких мостов не бывает, и дорог таких тоже не бывает.
– Мы скоро будем на месте, – сообщила Лесия, – и учтите, что рано утром мы выезжаем. В восемь часов сразу после завтрака, он у нас с семи до восьми. Наша гостиница находится на холме, рядом с монастырем, и мы все останемся там. Все, кроме водителя, который будет ночевать в монастыре.
– Когда мы наконец приедем? – нетерпеливо спросил Уислер.
– Минут через десять, – ответил Панчулеску, всматриваясь в ночную тьму.
– Вы раньше бывали в этих местах? – уточнил Тромбетти.
– Конечно. – Панчулеску снова наклонил голову, глядя в окно – впереди уже замелькали огни города.
– Нашли куда нас привозить, – недовольно проговорил Тромбетти, – это какая-то деревня.
– Монастырю больше шестисот лет, – сказал Панчулеску. – Он был основан еще в четырнадцатом веке, за сто лет до взятия Константинополя турками. Если вы помните, в начале тринадцатого века латиняне взяли приступом Константинополь и долгих пятьдесят семь лет правили в нем, установив свои католические порядки. В тысяча двести шестьдесят первом году византийцы вернули себе свою столицу и обосновались в ней еще на двести лет. Но память о предательстве латинян осталась в этих местах навсегда. В начале четырнадцатого века был основан этот православный монастырь, по преданию, его основал старец, прибывший сюда из Константинополя. Говорят, что еще ребенком он видел Латинскую империю, которая пала, просуществовав только пятьдесят семь лет. Ничтожный срок для истории Византийской империи, насчитывающей полторы тысячи лет, и огромный срок для одной человеческой жизни… – Панчулеску показал на церковь, мимо которой они проезжали, и продолжил: – В этой части Румынии очень сильны старые православные традиции, именно поэтому отступничество Дракулы воспринималось как предательство. А он, в свою очередь, считал предателями бояр и князей, так часто предававших его и православных болгар, которые убили его, отца и старшего брата.